Они ехали не таясь. Черно-красные фуражки, погоны… Добровольцы спешились и, ведя коней на поводу, двинулись к площади. Большевистский оратор в порыве красноречия ничего не заметил:

— Мы обязательно раздавим белобандитов! Мы победили Каппеля и Колчака…

Его взгляд наткнулся на офицера, похлестывающего себя нагайкой по голенищу.

— Продолжай, товарищ, не стесняйся, — подбодрил тот. — Очень интересно рассказываешь.

Народ захохотал.

С колокольни раздался удар благовестника: один, другой, — а потом заплясали, загудели все большие и малые колокола — как на Пасху, как на самые большие праздники.

3

3

Саблин шел по улице, еще сильнее, чем обычно, припадая на хромую ногу. Радость трепетала, билась комком в горле, перекрывая и боль от потери друга, и только что перенесенный смертельный страх. Белые в городе!

Все словно приобрело осмысленность, цвета стали ярче, воздух свежее. Саблину казалось, что еще никогда в жизни он не испытывал такого вдохновения, такой благодарности судьбе. Ему хотелось встать посреди дороги на колени и плакать от счастья.

Корниловцы — бравые, пропыленные, загорелые — заполнили городок. Ребятня вертелась вокруг них. Мальчишки во все глаза смотрели на изображение «мертвой головы» на фуражках и нарукавных нашивках:

— Глянь, глянь! Вон у них череп с костями — это значит: «Перебьем вас, сукины дети!»

— Нет, мальчики, — говорила растроганная Софья Карловна. — Это «Адамова голова» — воскресение через смерть. Это когда живота не щадя бьются за Отечество и други своя.

На площади вразнобой заиграл оркестр, и не что-нибудь, а «Боже, царя храни». Мимо походным строем прошел отряд, ревя во все горло:

Саблин повернулся к Нине и Софье Карловне:

— Дамы, я прошу прощения… Но я должен записаться в армию. Вам придется добираться до Новороссийска самим.

— Но как же?.. — Графиня долго смотрела на него, а потом пожала Саблину руку: — Это святое дело, доктор! Благословляю.

Нина ничего не ответила. Стояла, глядя в землю; прядь кудрявых волос выбилась из-под гребня и повисла вдоль щеки. Пальцы комкали полу жакета.

Саблин как очнулся:

— Нина Васильевна… голубушка…