«Чужой… совсем чужой!» – думала Галя, глядя на сосредоточенное лицо Клима.

– В ОГПУ знают о том, что ты устроил в лютеранской церкви, – проговорила она.

Клим наконец оторвался от бумаг.

– А какое им дело?

– Ты что – действительно не понимаешь? Иностранные подданные не имеют права вмешиваться во внутренние дела СССР! Это враждебные действия по отношению к Советской власти!

– Это просто частная благотворительность.

– Нет у нас никакой благотворительности! Всем, кому надо, государство и так помогает.

Не помня себя, Галя вскочила.

– Ответь мне – почему немцы? Мы же с ними воевали… Они стольких людей погубили во время Мировой войны!

– Эти немцы – советские граждане: они никого не губили.

– Мне без разницы! Как ты мог помогать им, когда нам самим нужна помощь?

Клим скрестил руки на груди.

– Ты ревнуешь, что ли?

– Да, ревную! – в сердцах отозвалась Галя. – Ты уехал неизвестно куда, ничего мне не сказал, а потом выяснилось…

Она зажала рот ладонью, чтобы не зарыдать.

– Я не хотел, чтобы об этой истории узнало твое основное начальство, – сказал Клим.

– И ты поэтому отстранил меня от дел?

Он кивнул.

– Да я уволюсь из ОГПУ – ты только скажи! – страстно воскликнула Галя. – Мне ничего от них не надо – ни талонов, ни жалования… Я никогда не предам тебя!

Клим укоризненно посмотрел на нее.