Поезд, следовавший из Москвы на Берлин, на самом деле ехал только до приграничной станции Негорелое, а там пассажиры должны были пересесть в другие вагоны. Ширина европейской и советской железной дороги была разной: так было задумано еще при царе – чтобы в случае нападения, враги не могли быстро наладить снабжение своих войск.

За Негорелым начиналась terra incognita, неведомая земля, о которой обычный советский человек практически ничего не знал. Сам факт того, что ты оказался в этом поезде, был сродни чуду: только особо удачливые баловни судьбы могли сидеть в этих чистеньких вагонах, волноваться, строить планы и с замиранием сердца отсчитывать часы, оставшиеся до заветного рубежа.

Весь Нинин багаж уместился в одной корзине: там лежала смена белья и чистый мешочек с туалетными принадлежностями. Сбоку от него стоял расписной горшок, подаренный Славой, в котором хранился пепел из печи. Нина намеревалась объяснить таможенникам, что это прах недавно кремированной бабушки, мечтавшей, чтобы его развеяли над Германией. Самое ценное заключалось в плоской глиняной крышке, слепленной самой Ниной – она спрятала в нее дневник Клима.

Всю дорогу до Негорелого она обмирала от страха: а что, если какой-нибудь бдительный служащий обратит внимание на то, что крышка не подходит к горшку? Теперь Нина уже жалела о собственной сентиментальности: глупо было подвергать себя опасности из-за дурацкого блокнота! Но она не могла расстаться с «Книгой мертвых» – это была единственная вещественная ниточка, которая связывала ее с Климом.

Когда он в последний раз приехал в Салтыковку, они долго сидели обнявшись в кабинете Белова. Клим поцеловал Нину в висок и тихо сказал:

– Я загадал: если мы вызволим наших немцев, то искупим прошлые грехи, и у нас все будет хорошо.

Временами Нине казалось, что это невозможно. Люди, у которых могло быть «все хорошо», относились совсем к другому виду. Можно было пройтись по вагонам и полюбоваться на них:

Вот датский инженер возвращается из служебной командировки. Вот молодая женщина везет детей к мужу, служащему в советском полпредстве в Берлине. Вот шумная компания американских туристов – они насмотрелись на СССР и теперь хотят посетить Чехословакию.

В одном купе с Ниной ехали художники, направлявшиеся на международную выставку пролетарского искусства. Они без конца пили пиво и обсуждали профессиональные проблемы.

– Я бабу маслом нарисовал, – говорил широколицый бородатый парень. – Хотел продать в Наркомпрос, а они не берут без идейного заголовка. Баба-то хорошая – жалко, если пропадет… У ней грудь – во! – И художник показывал на себе нужные объемы.