Они упали на скомканное одеяло, рыжее от бликов огня. Глаза в глаза, пальцы в волосы, так страшно от нежности, будто за горло кто-то держит рукой. Выберусь… Куда ты выберешься?.. Кому ты нужен?..

А вдруг получится. Вдруг не расцепятся и не разбегутся?.. Ну пожалуйста, пусть получится. Пусть повезёт. Может, надо просто верить сильнее?.. И чтоб Джеймс тоже верил. Чтоб видел — вот я, вот моя жизнь, другой у меня нет и не будет. Возьми.

Джеймс обвивался вокруг руками, ногами, всем собой, тихо стонал под пальцами, разводя колени. Майкл не торопился — некуда торопиться больше, незачем. У Джеймса горячая кожа и такие глаза, что в них можно провалиться. Майкл нависал над ним, как мост над рекой, жадно смотрел в лицо — и проваливался. Нет никакой пропасти между ними, и между телами ничего нет, и даже кожа, кажется, одна на двоих.

Джеймс срывался пальцами с влажной от жара спины, что-то жалобно стонал, упрашивал…

— Смотри на меня, — приказывал Майкл — и Джеймс послушно распахивал глаза.

— Мой хороший, — шептал Майкл, толкаясь вперёд — и Джеймс судорожно вздрагивал. От поцелуев у него на шее оставались розовые полосы.

Майкл был терпеливым, серьёзным — Джеймс любит не так, он смеётся от счастья, когда Майкл рычит и вколачивает его во что угодно. А Майклу хотелось запомнить, понять, почувствовать, и он приказывал:

— Не сейчас…

У Джеймса нетерпеливые горячие бёдра и красный рот, он закатывает глаза, у него дрожат веки. Он не может не слушаться, и Майкл ведет его все дальше и дальше, не торопясь первый раз в жизни. Джеймс дышит отрывисто, часто, хватает губами воздух.

— Джаймс, — хрипло говорит Майкл ему в рот, когда голова начинает кружиться. — Джаймс… Сейчас.

Джеймс вцепляется ему в волосы, распахивает жадные глаза, сжимает коленями рёбра — и Майкл отпускает все тормоза, рычит до хрипа в горле, пульс мгновенно умножается на два, Майкл кончает так, что не слышит ни себя, ни гортанный, торжествующий, расслабленный смех Джеймса.

Майкл чувствует себя так, будто чудом выжил в аварии — только что небо и земля вертелись перед глазами, как чёрно-белый волчок, но сейчас он лежит, и он может дышать, руки подгибаются, но он, кажется, цел, только во рту почему-то вкус крови, и он смутно надеется, что — своей.

27

27

Бобби царапал лапой дверь и нетерпеливо поскуливал. Майкл разлепил глаза, высунул нос из-под одеяла. За ночь дом успел остыть, голое плечо сразу покрылось мурашками. Майкл собрал волю в кулак, оторвался от тёплого, сонного, мягкого Джеймса. Скатился с матраса тихо, чтобы не разбудить. Но Джеймс не проснулся, только ещё глубже зарылся в подушку, пробормотал что-то и затих.