Светлый фон

Он заставит Джеймса кончить первым. И возьмёт его после, горячим, расслабленным. Тот ещё улыбаться не перестанет… Майкл выдыхал сквозь зубы, дрожь простреливала позвоночник от затылка до поясницы, член дергался в кулаке от сладкого спазма.

Как некстати, твою мать, этот скользкий тонкий латекс, кому он нужен, зачем отделяет их друг от друга?.. Нечестно, несправедливо, что всё достанется бессмысленной резинке, когда Джеймс вцепится ему в бёдра до белых ногтей, запрокинет голову, всхлипнет… Безопасный секс, всегда считал Майкл — это хорошо и правильно. Но сейчас это было неправильно и очень обидно.

Джеймс поймал его ладонь, притянул к лицу, ткнулся в неё шершавыми губами. Майкл сбился с ритма, будто кожу обожгло клеймо, задохнулся. Вспыхнул, как мальчишка, спрятал глаза.

— Я не умею нежно, — виновато прошептал он. — Не умею, понимаешь?..

— Ты такой хороший, — невпопад отозвался Джеймс. Наклонил к себе, поймал губами твёрдую челюсть, убрал волосы, прилипшие ко влажному лбу.

Как будто не понимал, что беззастенчиво и наивно проник в самую душу, вытряс из неё всё, что было, даже не спрашивая, можно ли. Встряхнул, расправил, чтобы стала как новая, прошёлся по ней жёсткой щёткой — и не осталось больше ничьих длинных волос на рукаве, ни светлых, ни тёмных, ни рыжих, ни следов помады, ни чужих духов — ни единого следа, что раньше вообще кто-то был. Никого не было, вся жизнь прошла в ожидании, когда ты придёшь.

Майкл еле вдохнул, почувствовал узкие горячие ладони на скулах — губы ткнулись в уголок глаза, слизнули соль на виске.

— Подожди, — прошептал Джеймс в самое ухо, — дай я сам…

Майкл кивнул — слова кто-то взял и выключил, даже завалящего «да» на языке не осталось, не говоря уж про уверенное «давай, детка», которое он бы обязательно сказал с ухмылкой, если б не смотрел в невыносимые тёмные глаза.

Джеймс скользнул руками под рёбра, мимоходом огладив царапину на боку, пристроил ладони на пояснице, погладил ласково, будто по загривку дикого зверя. Упёрся пятками в матрас, мягко толкнулся вверх. Майкл опустил лоб ему на плечо — родное, почти своё, он бы вслепую нашёл на нём каждую светло-рыжую веснушку и каждую родинку — и возле шеи, и в основании ключицы, и во впадине у подмышки, спрятанную в коротко выстриженных рыжеватых волосах со слабым запахом пота.

Джеймс толкался в него бережно, ласково держал рукой за затылок, перебирая волосы. Простыня сбивалась вокруг колен, Майкл качался ему навстречу, ловя простой ритм. Джеймс громко дышал ему в шею, забирал в губы мочку уха, обводил её горячим языком и толкался с нарастающим жаром.