В тот день, когда мне хотелось уйти следом за ней, именно его плач остановил меня, он подарил мне надежду.

Я медленно опускаюсь на колени, глажу пальцами подол её платья и прислоняю его к лицу.

- Прости. Прости меня…

Глаза жжёт от слёз, а дыхание с болью застревает в горле.

Я встаю, срываю с вешалки это платье, сажусь в кресло-качалку и прижимаю тонкую, нежную ткань к груди. Эта жалкая тряпка не вернёт мне Полину, но мне так хочется в это верить, что я готов подписать договор хоть с самим Сатаной, лишь бы почувствовать её рядом, увидеть, услышать её голос. Чтобы хоть на минуту почувствовать и себя живым.

- Знаю, что это невозможно, - тихо шепчу я, прижимая ткань платья к своей щеке, - но я всё ещё жду, когда ты вернёшься, Полина.

И закрываю глаза.

42

42

Полина

Я просыпаюсь в мокром поту. Встаю, прислушиваюсь к радио-няне: тихо. Смотрю на часы – пять утра. Поднимаюсь с постели, надеваю линзы, брюки, рубашку, выхожу в коридор и бреду в ванную.

В доме тихо.

Я вспоминаю те дни, когда бродила здесь с огромным животом, мечтая, что скоро обниму своего сына. Вспоминаю, как пекла печенье, как сидела в саду под раскидистой яблоней, как читала книги и старалась не думать о том, что ношу ребёнка, не зная, кто его отец.

Мне было до такой степени стыдно перед Виком, перед собой и перед всеми, кто нас окружал, что моя беременность и не могла протекать нормально. Я словно носила в себе бомбу с часовым механизмом. Представляла, как мой сын родится, и Вик всё поймёт.

Они с Марком слишком разные, чтобы можно было хоть чуточку сомневаться. Я думала, что Воскресенский вышвырнет меня с младенцем из дома сразу, как увидит его.

Я встаю под струи воды и закрываю глаза.

Вспоминаю роды. Тот момент, когда мне показали моего ребёнка. В маленьком, красном, заплывшем комочке трудно было не узнать черты Загорского: я сразу узнала. И его нос, и губы. И только потом, в палате, когда отёчность с лица Ярика сошла, я поняла, что черты Марка ещё не так очевидны. Мой сын был похож и на меня, и на тысячи других младенцев: губки бантиком, светлые волосы, пока ещё светлые глазки.

Я отметала в тот момент любые мысли о своей обречённости. Старалась не думать о том, что спустя год их схожесть с Загорским станет для всех очевидной, а спустя десяток лет – несомненной. Стоило мне только подумать о той блондинке, которую я застала в его квартире, как понимание того, что я ему не нужна, выходило на первый план.