- Давай отойдём, пожалуйста. – Просит он, наконец, отважившись коснуться её плеча.

И женщина смотрит на его руку, как на ядовитую змею.

- Я не могу до тебя дозвониться. – Упрекает она.

- Я знаю. – Отвечает он, пытаясь развернуть её так, чтобы она перестала смотреть на внука. – Я поставил блокировку на твой номер.

- Но почему?..

- Не спрашивай, ты и так знаешь.

- Но я… но мы… - она всплескивает руками. – Посмотри, как ты живёшь! У тебя всё есть! У тебя жена, ребёнок, которых ты скрываешь от нас! Мы ведь… мы твои родители!

Загорский бросает на нас растерянный, горький взгляд и снова вонзается глазами в лицо матери. У него вид загнанного в ловушку, раненного зверя.

- Всё, что я вам должен был, как родителям, я вам уже вернул.

- Но тех денег было недостаточно! – Женщина буквально вцепляется пальцами в лацкан его дорогого пиджака. – Посмотри, как ты живёшь, у тебя же всё есть! Тебе жалко для матери?!

- Мне жалко для него! – Грубо говорит он и срывает с себя её руки.

Женщина отшатывается назад, смотрит на него с разочарованием.

- Он – твой отец. – Скрипит она, точно старый табурет. Снова тянет к нему руки. – Ты же знаешь, он болен. Он может умереть… - По её щекам скатываются слёзы. – Он сам не придёт и никогда не попросит.

- Я перечислил полмиллиона ему на лекарства, мам. Полмиллиона! – Рычит Загорский, хватая её за запястья. – Куда ушли эти деньги? Скажи мне! Скажи!

- Маркуша, ты же его знаешь… - Пищит она, кривя лицо.

- Знаю. Поэтому и проверил всё до копейки. – На его лице отображается нечеловеческая боль. – Он два месяца пропивал деньги, которые я перевёл ему на лечение, мама! Пока он ссался под себя, ты была нужна ему. Зачем? Чтобы попрошайничать у меня. Как только ему стало легче, он снова вернулся к своей прежней жизни. Бухло и шлюхи, бухло и шлюхи, мама. А ещё тумаки, которые он щедро раздаёт тебе в благодарность за твою верность, да? – Загорский рывком притягивает мать к себе и склоняется над её лицом. – Что это? А? Что это на твоём лице? За что он тебе опять вмазал? За твою покорность, за холодный ужин, а, может, просто за то, что ты дышишь, а?!

- Прекрати… - корчится она.

- Я тебе сто раз говорил! – Продолжает Марк, краснея от злости. – Я умолял тебя уйти от него, но ты продолжала бегать за ним, подтирать ему задницу, подставлять другую щёку после каждого удара! – Он переходит на шёпот. – Тебе было плевать на всех. На своего сына плевать. Потому, что этот старый козёл для тебя единственный свет в окне. – Марк качает головой. – Он будет убивать тебя, а ты будешь улыбаться и говорить, какой он хороший, мама. Ты святая великомученица? Да? А я вот нет. – Он отпускает её руки. – И денег больше никаких не дам. Пусть сдохнет, он заслужил. Может, ты хоть выдохнешь и заживёшь, наконец, спокойно!