Манучар ввел для себя и «своих» людей определенную социально-измерительную систему, с четкой градацией на отдельные единицы, группы, подгруппы и использованием жаргонизмов и эзоповского языка. Скажем, если о ком-то говорилось «славный мужик», то это отнюдь не свидетельствовало в пользу характеризуемого. В социально-измерительной системе данный термин соответствовал общепринятому понятию «круглый дурак». Не в пример ему — «умный человек». Чтобы прослыть умным, вовсе не обязательно обладать глубоким интеллектом, изучать общественно-научные дисциплины, разбираться в политике, международном положении или искусстве. В обиходе термину «умный человек» соответствуют весьма нелестные синонимы: «жулик», «аферист», «ловкач», «мошенник». Однако с точки зрения социально-измерительной системы Манучара, лицо, могущее назначить директором предприятия «своего» человека, зачислить в институт абсолютного неуча, уладить неприятности в ОБХСС или выбить хорошую квартиру, достойно глубокого уважения, а не оскорбительного «жулик», «мошенник»…

Сам Манучар Баделидзе, разумеется, относился к разряду умных людей. Он, как барометр, безошибочно предугадывал изменения в атмосфере. И хотя в последнее время стрелка показывала преимущественно «ясно», он продолжал уточнять показания с присущим ему педантизмом. Ежедневно внимательнейшим образом фиксировал отношение к нему начальства. Он подвергал анализу каждое слово, изучал выражение лица, улавливал интонацию, даже пытался читать мысли. Он так усердно тренировался, что из него, пожалуй, мог получиться настоящий экстрасенс. Неоднократно поворачивал он в нужное русло дело, идущее вспять, чем не только удерживал за собой должность, но и поднимался ступенькой выше, приводя в ярость явных и тайных врагов.

Он обдумывал очередной гроссмейстерский ход, когда в кабинете неожиданно появились двое. Один — высокий, упитанный, с ранней проседью, второй — коренастый, рыжий, конопатый.

Они нерешительно мялись у дверей: кабинет подавил их размерами и блеском и вызвал такую робость, что они не смели и рта раскрыть. Видно, только сейчас поняли, какая пропасть разделяет их с Манучаром Баделидзе, которого считали «своим в доску».

Манучар с радостной улыбкой пошел навстречу друзьям. Ему было приятно, что известные своей развязностью типы робко мнутся у дверей, смиренно ожидая его, Манучара, милостей.

— Что стоите, как чужие? Проходите, садитесь! Давно вас не видел, совсем забыли старого друга.

— Вы не представляете, как трудно к вам попасть.

— Да будет тебе, Сержик, выкать. И не так уж трудно меня найти, если захочешь, — он поздоровался за руку с каждым.