— Кто это?

— Я.

И Саида успокаивается.

— Я знала, что ты приедешь, Даур, — говорит она.

Он нагибается к ней, стискивает ее руку.

— Ты откуда?

— С Пицунды.

Голос у него надтреснутый, простуженный.

— Ты промок?

— Немного.

— А где же бурка?

Он махнул рукой: дескать, не до нее!

— Кто у вас дома? — спрашивает он.

— Мы одни: отец и я.

— Это правда?

Дауру очень хочется заглянуть ей в глаза, посмотреть в лицо. Но вместо лица — серое пятно, такое же серое, как пепел на Пицунде… И он выпускает ее руку, холодную, словно ящерица, — как та ящерица с Пицунды…

— Хочешь, я вынесу тебе чашку кофе? — говорит Саида.

— Хорошо, вынеси.

Девушка шлепает чустами по мокрой земле и скрывается за дверью.

Даур отъезжает от изгороди. Нынче ему не до турчанки. Ничего не почувствовало его сердце, кроме неприязни к выхоленной, белолицей Саиде, ибо сердце его осталось там, на Пицунде, вместе со старой Есмой и свежими могилами его собратьев.