— А ты что скажешь, Согум?

— Бог на небе, — серьезно говорит Согум.

Бирам выбрасывает вперед свои смуглые, обветренные руки. Поворачивает их ладонями кверху. Потом он складывает пальцы в кулаки.

— Вот это наш бог. Видите? Он добрый, трудолюбивый, грозный, всемогущий. — И со всего маху по табуретке: бах! — Это бог рыбацкий, бог крестьянский, какой угодно бог!

— Хороший бог, — смеются крестьяне, любуясь кулачищами рыбака.

— А вы-то думали!.. Нет, друзья мои, ежели у вас в голове добрые мысли, — творите добро! Сидеть и болтать — не дело! Только землю пахать и ничего дальше своего носа не видеть — не дело! Одного князя менять на другого — все равно, что оспу менять на чуму. Вот ты, Темур, дрожишь от злости при одном слове «султан». И Согум ненавидит его. И я тоже… Вот собрались бы вместе и поговорили бы…

Крестьяне поражены. Они, признаться, и не додумались бы сами до всего этого. Согум рассеяно одевается — то сунет руку мимо рукава, то ноговиц своих никак не найдет.

Темур принимается чистить кинжал. Он берет кусок шерстяной тряпки и дышит на лезвие, блестящее, как слюда в горах. А Бирам как ни в чем не бывало продолжает курить. Он выпускает сизые клубы дыма и ухмыляется. И вдруг далеко в горах прокатывается низкий гудящий звук.

— Гром! — говорит Темур, встрепенувшись. — Настоящий гром!

Ему становится хорошо от этого грома. Светлеет лицо и у Согума. Они чему-то улыбаются. Может быть, пробудились в них потаенные, дотоле спавшие мысли? Может быть, первый весенний гром отозвался в их душе с какой-то новой силой? Все может быть…

Но Бирам, этот чуть медлительный рыбак-черноморец, жестко поправляет Темура. Он говорит:

— Настоящий гром гремит не в небе, а на земле. Настоящий гром будит людей… От настоящего грома человек делается смелым и непобедимым…

20. НОЧЬЮ У КУПЦА

20. НОЧЬЮ У КУПЦА

— Дочь моя, — сказал Кучук, — я желаю, чтобы ты получше присмотрелась к молодому князю.

— А он будет у нас?

— Нынче же ночью.

Саида убрала остатки ужина, подмела пол, привела в порядок комнату и надела белое шелковое платье.

Кучук возлежал на низенькой тахте, утопая в шелковых подушечках. Кальян усердно булькал. Вода пузырилась, как горный ключ.

Купец наблюдал за тем, как в стеклянном кальяне поднимаются пузырьки — поднимаются и лопаются. «Такова и жизнь человеческая», — думал Кучук.