— А ты как же думал? Может, твою пломбу-то коза сжевала. А коза, известно, озорница. Ну хватит, заболталась я с тобой, — сказала тетя Оля, — а у меня шесть бригад на вызове.

Дед Арсений вскинул винтовку за спину и зашагал вдоль пакгаузов. Вспомнилось ему, как в пятнадцатом году вернулся он с фронта на поправку. Полюбил он тогда так, что просто хоть караул кричи. Была тетя Оля в те времена красавицей: глаза как фонари, косы в кулак толщиной, а плечи такие, каких, может, и у самой императрицы Екатерины не было! Эх, да что об этом зря вспоминать! Радости-то никакой он от нее не увидел: муж у нее на уме был, тоже солдат, только погибший, пал где-то на Карпатах. Хотел Арсений сватов засылать, да постеснялся, а когда вернулся с гражданской — и вовсе оробел. Видит, ходят вокруг ее дома всякие слесари да телеграфисты. И все без толку. «Ну какой, — думалось Арсению, — буду я ей муж? Служба ночная, заработки небольшие, здоровья на одного только хватает…» И он отступил. Может, зря, конечно. Женщина хорошая, а тоже, видать, не нашла в ту пору подходящего человека.

Дед приостановился, вздохнул и зашагал дальше.

А тетя Оля направилась в Рабочую слободу. Ее шаг был теперь не таким свободным, как прежде, и она шла осторожно, экономя силы и жадно глотая воздух пересохшим ртом.

В доме машиниста Долмата Егорыча она выпила стакан чаю, у Суязовых проглотила какой-то порошок, а у Тютюхина даже рассмеялась, просматривая фотографии, на которых красовался сам глава семьи в трусах и с войлочной шляпой в руке. Он был снят на берегу Черного моря, откуда он только что вернулся, и тетя Оля рассказала ему все новости и пригубила рюмку, наполненную кавказским вином.

— Ну, а ты-то собираешься в отпуск? — спросил хозяин.

— Думаю взять в августе. Мне Поленька покоя не дает. «Поедем, говорит, мама, на Волго-Дон, ну что тебе стоит? Билеты у нас бесплатные. Денег хватит. Да и переночевать нас каждый пустит». А я ей говорю: «Да кому мы там нужны, Поленька? Ну, подумай. Мы только людям помешаем». А она твердит свое: «Никому мы не помешаем».

От Тютюхиных тетя Оля вышла еще более ослабевшей, чувствуя то жар, то ледяной озноб, то боль в висках.

Старый машинист Прокофий Иванович Шаповалов, как всегда, встретил тетю Олю молчаливой улыбкой и старательно расписался в книге, пометив не только час, но и ту минуту, в которую был доставлен вызов.

Все это он проделал молча, потому что ни у себя дома, ни в гостях, ни в поездке Прокофий Иванович не отличался разговорчивостью, и хотя все его любили, однако выбирать куда-нибудь остерегались из-за его очень замкнутого характера.