Я делаю большой глоток водки — в надежде, что она, любезная, разгонит тоску и погонит дезертира обратно к письменному столу, ибо мне непременно нужно домой, к поганому интервью. Однако именно в этот момент я вижу Хайди. Сердце — мой радар — трепыхнулось. Да, верно, она идет в моем направлении. Однако не одна, а с хмырем-посетителем. Ведет его за руку. Я чувствую укол не то чтобы ревности, а так, укол черт знает чего. Во мне поднимается ненависть. Разумеется, не против Хайди. И даже не против хмыря. Ненависть вообще. Парочка удаляется в заднюю комнату, где происходит приватный стриптиз. Хмырь с застенчивой ухмылкой оборачивается на друзей за столиком, которые, как и положено, ржут и провожают его ободрительными сальностями. За музыкой их, слава Богу, не слышно.

О, эта задняя комната! Пульсирующее сердце клуба. Когда хмыри спускаются по лестнице, им заманчиво мелькает то, что там происходит, — какие-то части голого тела и каменеющего в кресле счастливчика. Задняя комната — своего рода клуб внутри клуба. У входа, перекрытого бархатным шнуром, стоит свой швейцар. Сейчас он снимает шнур и с почтительным кивком пропускает внутрь Хайди и ее хмыря. Швейцар, он же вышибала, поворачивается так, чтобы видеть происходящее в задней комнате — готовый вмешаться при нарушении правил.

Я делаю еще глоток водки. Смыть нехорошее впечатление. А между тем водку нужно тянуть, напоминаю я себе. Второй дармовой порции не будет.

Внимательно следя за выходом из задней комнаты, я прикидываю длительность приватного танца. Я представляю, как Хайди сбрасывает платье. Хмырь сидит в кресле и улыбается (воображает — смущенно, а на деле — похотливо). Ее руки скользят от плеч к бедрам, и она смотрит вниз на саму себя, приглашая его сделать то же самое, и он подчиняется (воображает — застенчиво, а на деле — нагло). Она поворачивается к нему спиной и чуть наклоняется, и его буркалы бегают по ее телу вниз-вверх, вниз-вверх. Хайди опять поворачивается — и лифчика уже на ней нет. Она кладет руки на подлокотники кресла и наклоняется к хмырю — так, что груди нависают над его лицом и ее соски почти касаются его губ. Каково это чувствовать? Так и тянет потянуться и лизнуть торчащий в дюйме от тебя сосок… по неусыпный вышибала у бархатного шнура бдит, и горе тому, кто поддастся естественному импульсу! Поэтому хмырь держит язык за зубами, а руки у боков. Стриптизерки он и случайно не должен коснуться пальцами. Клуб — для джентльменов! Он не имеет права положить руки даже себе на колени. Потому что на них, если он будет щедр, приземлится задок или даже мокрый передок танцовщицы. И хмырь сидит истуканом и тужится быть этим самым… джентльменом.