– Вообще-то это такие же страдальцы, как мы с тобой. Не слишком-то вежливо так о них говорить…

– Страдальцы? У меня ничего не болит.

– А ноги?

– А что ноги?

– А голова?

– С ней-то что? Я ничего…

– Вот именно. Ничего. Но разве не должно быть что-то? Ну, хоть что-то из реального? Дом, семья, собака?

Парикмахер, додумал я, глядя на шевелюру чудака.

И вдруг я увидел – я даже не берусь сказать, что именно, – увидел, и мне показалось, что волосы у меня на голове встали дыбом – совсем как у моего собеседника.

– Это… это что?.. Как?

Дикий обернулся, лениво окинул взглядом группку отдельно существующих «больных» и бросил:

– А-а, это к ним уже приходил Отрубающий руки. Скоро они покинут нас – во-он через ту дверь.

Он показал, но я не посмотрел – я не мог оторвать взгляд от группки.

Это были безрукие люди. Из плеч у них торчали культи, оканчивающиеся завязанными в узел рукавами, и я подумал – чудовищная мысль! – что рубят здесь выше локтя. И ладно бы просто рубили. Что они сделали с лицами этих людей? Почему на каждом из них написано безразличие? Им что, всё равно, что у них нет рук?!

– Почему они…

– А ты бы что делал, если бы тебе руки отрубили? Веселился бы, что ли? Сильно сомневаюсь.

– Но они же…

– Они ещё живы, всё верно. Но они уже проиграли.

– А была игра?

– Она и сейчас есть. – Он посмотрел на меня, как сканер на лист бумаги. – Мы все играем в неё.