Он поднимается, сворачивает листок и, спрятав его в карман, идет на север босиком вдоль полосы прибоя. Время отлива; на широком и плоском пляже тут и там попадаются «дары моря», от которых, сужаясь, тянутся к воде следы, похожие на хвосты комет: медузы-аурелии, парусницы, береговые улитки, морские черенки, отвратного вида грязно-коричневые яйцевые капсулы скатов, длинные нити водорослей. Стэнли смотрит в сторону аркады с игровыми автоматами — там на песке дрыхнет пара пьянчуг, по променаду идет прилично одетый еврей со скрипкой в футляре, женщина катит детскую коляску и тянет за руку второго малыша с воздушным шариком, — и в этот момент нога его наступает на что-то твердое. Он наклоняется и разгребает песок.

Это череп неизвестной ему диковинной птицы — желто-коричневый клюв длиной с предплечье, широкие дыры глазниц. Клюв отшлифован песком, отполирован волнами и примерно посередине надклювья украшен прилепившимся морским желудем. Осмотрев находку со всех сторон, Стэнли переводит взгляд на оставшуюся после нее выемку в песке. Широкая у основания и постепенно сужающаяся к кончику, она напоминает символ из какого-то древнего алфавита. Песок вокруг заглажен волнами, но под ним может скрываться еще невесть что.

Наклонившись, он загнутым кончиком клюва рисует линию на влажном песке рядом с выемкой. Затем еще одну — более длинную и извилистую. Эти три знака выглядят как осмысленная надпись на чужом языке, но каков ее смысл и что это за язык, Стэнли не представляет. В «Зеркальном воре» Гривано делает надпись на песчаном берегу, взывая к Луне, которая поднимается над горизонтом и вступает с ним в разговор. Но в книге не сказано, как выглядят написанные им знаки. Возможно, сам Уэллс не знает этого. Зато книга знает наверняка.

Стэнли вновь наклоняется и проводит на песке длинные параллельные борозды. Вспоминает детскую комнату в своей старой нью-йоркской квартире и белую стену напротив его постели, которую он видел каждое утро по пробуждении, как только открывал глаза. До чего же он ненавидел эту проклятую стену! Он много раз просил у мамы и дедушки разрешения повесить на стене что-нибудь — хамсу или картину, не важно что, — но все напрасно. Казалось, эта стена все время за ним следит, сурово и осуждающе. В конце концов он не выдержал. Сначала он думал нарушить чистую белизну ее поверхности, написав там свое имя, но ему не хотелось, чтобы между ним и стеной существовала связь даже в виде такой надписи. И вместо этого он написал «ДЕРЬМО» — самое крепкое из всех слов, известных ему в то время. Чтобы ослепить стену. Чтобы лишить ее права осуждать Стэнли.