Лунардо кивает.
— Понимаю, — говорит он. — И все же поведайте мне о его лекции, дотторе.
— Как я сказал, она была очень заумной. И местами основывалась на ложных посылах.
— Вы ведь и сами проявляете особый интерес к зеркалам, не так ли?
Гривано напускает на себя гнев, чтобы скрыть за ним испуг. Усилием воли пытается вызвать у себя разлитие желчи.
— Я бы так не сказал, — отвечает он. — Не уверен, что у меня вообще есть какие-либо
— Вчера вы совершили поездку на Мурано и посетили мастерскую семейства Серена, верно?
Вместо ответа Гривано отправляет в рот еще кусочек рыбы и запивает его вином.
— Что вы там делали? — продолжает Лунардо.
— А что обычно делают посетители стекольных мастерских, синьор? Я покупал стекло.
— Стекло, дотторе? Или зеркало?
— Зеркала, как вам должно быть известно, зачастую делаются из стекла.
— Значит, кто-то из семьи Серена изготовил для вас зеркало?
Жилка на шее Гривано бьется как птица, попавшая в дымоход; он надеется, что воротник его достаточно высок, чтобы это скрыть. Он пошире расставляет ноги и слегка отодвигается от стола, чтобы не удариться коленом, выхватывая из-за голенища стилет.
— Нет, — говорит он, — семья Серена сделала только рамку. А зеркало изготовил работник мастерской Мотта. Его зовут Алегрето Верцелин.
— Опишите мне этого человека, пожалуйста. Этого Верцелина.
— Высокий, — говорит Гривано. — Худой. Неопрятный. И совершенно безумный, насколько могу судить. Он страдает от какой-то болезни, из-за которой у него постоянно выделяется огромное количество слюны, совсем как у бешеных животных. За все время своей врачебной практики я ни разу не сталкивался с подобными заболеваниями. А почему вы спрашиваете?
— Когда вы в последний раз видели маэстро Верцелина?
Гривано устремляет взгляд на поверхность стола и постукивает по ней пальцами, как бы ведя обратный отсчет.