К четырем часам Чингиз приехал на Охту, в обувной цех. Мастер Ашот Савунц сидел в стеклянной конторке и пил чай. Глаза его ласкали штабеля готовой продукции в серых невзрачных коробках, вперемешку с обувью, просто завернутой в бумагу. В цехе трудились двенадцать отменных сапожников, отобранных Ашотом из числа многих кандидатов. Каждый занимался своим делом на специально купленном оборудовании. Кто кроил верх, кто кроил низ, кто нарезал подошву. Модели — а их было четыре под женскую обувь и три под мужскую — собирались по лекалам самого Ашота Савунца, непререкаемого авторитета. Особенно Ашота радовал новый итальянский дозатор для склейки обуви. С его установкой в один и восемь десятых раза повысилась производительность…

— Что, Ашот, чай пьешь? — поздоровался Чингиз.

Ашот вскочил. Он рад был приходу хозяина, скопилось немало вопросов, надо было их решать. Ашот не докучал мелочными просьбами, даже добычу цветной кожи взял на себя, что оказалось самым трудным звеном в технологической цепочке. Сгодились старые связи. Да и земляков в Ленинграде появлялось все больше и больше — из тех, кто бежал из Баку, из Еревана, из Тбилиси… Люди предприимчивые, они быстро находили себе применение и, перестав жаловаться, старались взять судьбу в свои руки. И весьма преуспели. Но возникали проблемы, которые Ашот не мог решить самостоятельно. Например, администрация завода, к зданию которого примыкал обувной цех, собиралась отобрать два бывших каретника, которые Ашот использовал под склады. Пришли три парня из заводской сторожки. Парни сказали, чтобы сапожники убирались из каретников, каретники нужны под гараж. Навстречу вышло двенадцать сапожников, в фартуках и с ножовками в руках. Сапожники стояли молча за спиной Ашота Савунца. Парни убрались, прокричав, что подожгут цех. Ашот объявил, что взорвет завод, — сказывался сумгаитский опыт дипломатического общения. Этим пока все и закончилось. Ашоту нужны были не только каретники. Ашот планировал отгородить часть заводского двора, возвести там ангар, переместить в ангар некоторые службы. Тогда можно расширять производство — обувь продавалась неплохо, ее принимали за импортную, удивляясь сравнительной дешевизне.

Чингиз слушал мастера рассеянно. Проблема, на его взгляд, была не сложная, зависела от величины вознаграждения, которым придется одарить заводское руководство. «Почему я должен платить из своего кармана? — думал Чингиз. — Обувное производство не брокерская фирма, обувное производство на балансе «Кроны», вот пусть и обеспечивает «смазку» новый генеральный директор. Или его помощник Забелин, у того для взяток выделен целевой фонд, а кабинет заставлен импортными винами в роскошных бутылках, специально купленными для «ясака». Но Чингиз лукавил. Практически обувной цех как-то выскользнул из-под контроля «Кроны» и целиком работал на «Крону-Куртаж». Так что ясак заводскому начальству придется платить из своего кармана. Но это мало огорчало Чингиза, пустяки, мелочевка…