Додумавшись до такого печального вывода, Гуша успокоился и принялся рассматривать объявления. Он сидел на передней скамье «приемной» поближе к свету. Был он толстенький, на первый взгляд довольно невзрачный, но те, кто с ним сталкивались, запоминали его на всю жизнь. Запоминали его красные свинячьи глаза, толстые губы и свинячью щетину на лице; запоминалась его манера сопеть время от времени; но больше всего запоминалась его назойливость: он мог часами околачиваться где-нибудь на шумном перекрестке и останавливать всех, кто когда-либо имел дело с полицией. По его вине многие действительно опаздывали на явки, проглатывали записки с адресами, волновались и теряли время.

…Инспектор Греку и его помощник комиссар Георгиу все еще сидели в своем кабинете, когда вошел агент Гуша и доложил, что какой-то господин хочет видеть начальника «социальной бригады».

— Кто он такой? — спросил Греку.

— Не знаю, — сказал Гуша и засопел. — Довольно представительный господин, и я его не допрашивал. Если бы он был коммунистом, я бы его допросил. Коммунистов я чувствую сразу…

— Попридержи язык, — мрачно сказал Греку. — Где этот тип.?

Когда в кабинет вошел Аурел Мадан, инспектор забеспокоился. Какого черта он явился сюда? Неужели он не понимает, что лучше ему сидеть тихо и не шляться на виду у всех в полицию?

— Я хочу с вами поговорить, — сказал Мадан.

— О чем это вы можете со мной говорить? — спросил Греку. Слишком много стояло позади этой грузной, почти квадратной фигуры, так неожиданно появившейся в кабинете. Инспектор смотрел на Мадана с опаской и отвращением. — Мы вас вызывали? Зачем вы пришли сюда?

Мадан не ожидал такого приема и подумал, что он, кажется, ошибся. Им теперь не до него. Все же он вправе требовать у них защиты. Защищая его, они, в конце концов, защищают и самих себя. Неужели они этого не понимают? И он сказал:

— Я пришел к вам потому, что вы полиция. Я, конечно, понимаю всю сложность обстановки, но все-таки вы полиция — обстановка меняется, а полиция остается. Уж я-то знаю…

Тут неожиданно вмешался в разговор комиссар Георгиу, которого Мадан видел впервые:

— Боюсь, что вы все-таки не знаете, что такое полиция, дорогой господин Мадан.

Мадан пристально посмотрел на Георгиу. Физиономия, которую он увидел, не понравилась ему, и он сказал себе: «Этот тип — прохвост и наглец. Он знает меня в лицо. Надо ему показать, что он все-таки меня не знает. Аурел Мадан не какой-нибудь мелкий шпик».

— Не будем спорить, господа. Слишком серьезный теперь момент, чтобы мы, румыны, спорили между собой. То, что сейчас происходит, касается всех нас. Если мы не найдем общий язык — всем будет плохо.