Иштван сделал правильный выбор. Вилма любила его. Тонкое, подвижное лицо, немного страдальческая улыбка сообщали ей какое-то трогательное обаяние. Она была хорошей женой, но в то же время чуть-чуть и актрисой; она играла для мужа, внося в их отношения немного романтики, той романтики, с которой он с такой болью расстался. После свадьбы они уехали к морю, в Италию. Истинное очарование их брака было в том, что они не знали друг друга и, оказавшись в чужой среде, каждый день открывали друг в друге что-нибудь новое.

— Ты знаешь итальянский? — с изумлением спрашивала Вилма.

— Ты в музыке разбираешься? — удивлялся Иштван, слыша, как жена напевает какую-то оперную арию.

Как-то Иштван с опозданием прибыл на рандеву, назначенное ими в большом кафе на берегу моря. Вилма в белом летнем платье сидела за столиком, лицо ее в лиловом свете дуговых ламп было притягательно холодным, Иштван, взглянув на нее, даже не сразу поверил, что это его жена, настолько она была новой, неожиданной, незнакомой. Он подошел, обратился к ней по-итальянски и — шутливо — представился.

Возвратившись домой, они стали жить замкнуто, предаваясь воспоминаниям; в тихие дни в ушах у них еще долго звучал праздничный шум итальянского побережья. Они никого не звали к себе и приглашений не принимали. Иштван ходил на службу, Вилма поддерживала порядок в доме, вышивала, играла на фортепьяно.

Спустя год у них родился ребенок — здоровенький, милый, улыбчивый мальчик. Крестины справили пышно; старики, аптекарь с женой, привезли внуку в подарок серебряные стакан, нож, вилку и ложку; мальчика нарекли по отцу — Иштваном. Старший Иштван горделиво брал сына на руки и, подняв его вверх, показывал всем:

— Смотрите!

Сын был весь в отца. Отцовскими у него были брови, подбородок, форма головы; от матери же он получил белокурые волосы и красивые уши. Иштван с Вилмой смеялись: до чего же ловко этот плутишка утащил у родителей самое лучшее.

Ребенок занимал у Вилмы все время. Она даже няньку не подпускала к нему: сама купала, причесывала и к вечеру так уставала, что ложилась вместе с ним и сразу проваливалась в глубокий, без сновидений сон. Приходя домой, Иштван видел лишь темные комнаты. Все спали. На столе его ждал холодный ужин. Он садился, ел в одиночестве, потом тоже ложился спать.

Утром жена говорила с упреком:

— Я так долго тебя ждала.

— Я был занят, не мог прийти раньше.

Разговорам этим они никакого значения не придавали. Так шел месяц за месяцем. У Вилмы теперь оставалось больше времени, она читала или шла в темный салон, где стоял ее старый девичий рояль, который она привезла вместе с другими своими вещами в дом мужа. Играть на этом рояле сумел бы не всякий. Басы и верхний регистр совсем были расстроены, звучали только одна-две ноты.