И сам он ничуть не удивился, увидев однажды вечером, что жену его провожает до самого дома мужчина, которого он знавал по провинции. Это был высокий длинноволосый молодой человек, завзятый танцор, который когда-то отплясывал с Вилмой на комитатских балах. Вилма не скрыла от мужа, что молодой человек влюблен в нее.

— А ты? — спросил Иштван.

— Я? — она с усталой иронией пожала плечами. — Зачем тебе это? Я так одинока, что рада, когда хоть кто-то думает обо мне.

— Ты права, разумеется, — ответил Иштван, и в голосе его прозвучала плохо скрываемая обида.

— Дюла очень славный, серьезный, положительный человек. Через два месяца он сдаст экзамен на инженера и откроет свою контору.

— Словом, он женится на тебе?

— Да, — просто сказала Вилма.

Так они разговаривали, делая долгие паузы; слова жгли им душу, остывали и превращались в ледышки, едва слетев с губ.

На какое-то время им пришлось сменить тему: в столовую вошла горничная и, гремя посудой, стала убирать со стола после ужина. Потом они опять остались одни; лишь пылала свеча, беспокоя сумрак.

— Ты вольна поступать как хочешь, — сказал Иштван. — Думаю, так будет лучше.

— Мне тоже так кажется.

Настроение их лишь поначалу было подавленным. Скоро они оживились и с интересом, но без особой растроганности стали вспоминать, как, не столь еще давно, любили друг друга. Все, что они тогда делали или чувствовали, сейчас казалось нелепым, даже смешным, вызывало улыбку. Оба сочли союз свой большой, прискорбной ошибкой, ни тот, ни другой в утешении не нуждался. Ведь ничего еще не потеряно.

Они принялись обсуждать детали.

— Жилье у вас есть?

— На первое время снимем двухкомнатную квартиру, — сказала жена, — пока не найдем что-нибудь подходящее.

— А обстановка?

— Мебель пока придется где-то хранить, столько туда не поместится.

— Мне ничего отсюда не нужно, — сказал Иштван.

Вилма зажгла сигарету — до сих пор она никогда не курила — и, глядя перед собой, продолжала:

— Я возьму с собой два-три шкафа, портьеры и тот синий ковер.