Официанты принесли ведерки, наполненные ледяной колодезной водой, и принялись откупоривать бутылки, шумно стреляя пробками. И тут Ласло Сэл продолжил торг:

— Двадцать крон за ботинок. И за другой столько же.

— Нет, другой подороже будет.

— Отчего так?

— Да оттого, что тот левый, а это — правый. Тридцать крон.

— Пятьдесят! — подытожил Ласло Сэл. — Но зато вместе с носками.

Фери снял с себя ботинки и носки. Вздохнул с облегчением. До чего же приятно было освободиться от множества прилипшего к телу тряпья! Он разгреб босыми пальцами мелкий песок, которым было посыпано в саду, залпом опрокинул бокал шампанского, но ему по-прежнему было жарко, и тогда он прямо из бутылки смочил ледяным шампанским себе шею и грудь, ополоснул руки, лицо, даже полил свою густую черную шевелюру, и белые хлопья пены шипели и лопались на волосах подобно мыльным пузырькам. Затем он в изнеможении откинулся на спинку скамьи; от нестерпимой тропической жары не было спасу. Перед ним вздымалась груда денег — бумажных, серебряных, золотых, — четыреста крон ровным счетом. А перед Ласло Сэлом кипой был свален гардероб, скромный, однако весьма дорогостоящий.

Теперь, созерцая Фери во всем его обнаженном естестве, Ласло Сэл без ущерба для своего самолюбия мог позволить себе доверительный тон.

— Твое здоровье, любезный братец, — он поднял бокал.

— Будь здоров, любезный дядюшка, — ответствовал Фери и опорожнил бокал.

Цыганский оркестр теперь пристроился возле Фери, наигрывая у него над ухом одну песню за другой. И вдруг подернутые кровью глаза Ласло Сэла раскрылись широко да так и застыли. Он увидел, что в глазу у Фери по-прежнему поблескивает монокль, а ведь между тем из-за этой стекляшки весь сыр-бор и разгорелся.

— Скажи-ка, милый братец, — спросил он, — а эта штука точно не продается?

— Ежели уплатишь сполна, милый дядюшка.

— А сколько запросишь?

— Триста крон.

— Таких денег у меня не наберется, милый братец. Но две сотни я готов уплатить со всем моим удовольствием.

— Сожалею, однако же уступить никак не могу.

Торг затянулся, покуда старики не скинулись на паях и не приобрели за три сотни крон последнюю деталь гардероба Фери — его монокль. Цыгане грянули туш.

Молодые люди купались-плескались в шампанском. Старики втихомолку потягивали вино.

В десять утра Фери обратился к ним со словами: