«Она видит несчастье, — подумал Фабер. — Ужасное несчастье».

В комнате воцарилась мертвая тишина. Затем издалека донесся радостный смех какого-то ребенка.

8

8

Через неделю, 29 июля, Горана выписали из госпиталя. Мира и Фабер вместе забрали его оттуда. На следующий день в гости в дом на Альзеггерштрассе пришла Петра.

Горан принял ванну, дважды побрился, изведя при этом огромное количество туалетной воды. На нем была футболка, подаренная Петрой, та, что с ее глазами и надписью: Is watching you! белые джинсы и белые туфли, которые он получил от Миры и Фабера.

— Вау! — сказала Петра. — Ты сегодня шикарно выглядишь!

— И ты… ты тоже, — сказал Горан, который от волнения чуть-чуть заикался.

Петра принесла Мире букет желтых роз и протянула его ей.

— Спасибо, — сказала Мира. — Желтые розы — мои любимые цветы.

— Я знаю, — сказала Петра. — Я спросила Горана.

Фабер отметил, что девочка выглядит очаровательно, с высоко зачесанными светлыми волосами, светлыми глазами и бархатистой кожей. На Петре было красное длинное платье с бретельками, которые перекрещивались на спине.

«Как по-женски она уже выглядит, — подумал Фабер. — Несмотря на перенесенную болезнь — почти взрослой. Длинные стройные ноги, узкие бедра, широкие плечи, маленькие груди, которые проступают сквозь ткань — а ведь ей только пятнадцать лет! Невозможно поверить! Вообще трудно поверить, — подумал он, — в эти короткие перемежающиеся фазы счастья и страдания, здоровья и смерти, надежды и отчаяния, всегда вместе, Ginkgo biloba».

Фаберу припомнился один куплетист из Берлина, который принадлежал к давно исчезнувшему миру, его звали Отто Ройтер. На одной старой шеллаковой пластинке сквозь шум и скрежет он услышал музыку и голос Ройтера, который жаловался, что в жизни все устроено наоборот, потому что правильнее было бы «сначала умереть, чтобы это уже было позади — а потом только жить!»

«И об этом думаю я! — неожиданно подумал он. — Я, который всего три месяца назад держал дуло пистолета во рту…»

Петра передала Горану подарок, завернутый в золотую бумагу и перевязанный красной лентой. Он вскрыл его с большой осторожностью, его кожа и глаза сохранили желто-коричнево-зеленый оттенок, руки продолжали дрожать. Горан достал видеокассету в футляре, глаза его вспыхнули, стоило ему посмотреть на обложку.

Почерком Петры стояла надпись: «Нью-Йорк Никс» — «Чикаго Буллз». Восточная конференция. Финальная серия. 7-я игра, 1994.

— С ума сойти! — заикаясь, проговорил Горан. — Такого… такого просто быть не может!

— Может, — сказала Петра. — Ты рад?