Через неделю, получив свежую газету, с какого-то полкового КП дозвонился Меркулов до генерала. Тот ликовал:

— Порядок, Сева! Благодарю за службу! К Славе представляем солдатика! С меня причитается!

И вскоре появился портрет героя во фронтовой газете. Тот самый, что висит теперь на стене у Николая. Да времени-то сколько прошло! Не узнал сразу…

Солнце начало косо катиться к лесной кромке, желтый осенний блеск пошел по озерам, хорошо видным в прозрачных предвечерних далях. День остывал, и только выступающие буграми серые бревна избы еще испускали тепло, грели спину, от них не хотелось отслоняться. Время сблизилось, темные провалы стушевались, и остался один сгусток золотого тепла, который чуть ли не физически ощущал в себе Меркулов. Николай сидел рядом, за этот час доверительной беседы они непостижимо сблизились друг с другом своей молодостью, и краем глаза Меркулов видел мальчишеский профиль Николая, а зажмурившись, он видел дремотную деревянную окраину родного города, сбегающую своими домишками, сарайчиками, голубятнями, булыжниками мостовой к реке, заставленной лодками и мостками для стирки белья; а рядом в пылающем свете дня висел размытый зноем мост и слышался мерный грохот подков по деревянному мосту, присыпанному сенной трухой и сухим конским навозом, и ребячий визг, и удары вальков; весь тот неимоверно далекий день приблизился к Меркулову, и он понял, что день этот всегда жил с ним рядом, ожидая минуты, чтобы встать вот так, во всем своем пылании.

Он открыл глаза и еще долго молчал, пока не погасло видение детства, но золотой сгусток оставался в нем, покойно грел.

— А руку-то где потерял?

Николай тоже, наверное, возвращался из своего прошлого, поэтому ответил не сразу и сказал так, как говорят о деле вовсе нестоящем:

— Там же в скорости, как Буду брали. — Он заголил рукав, и Меркулов увидел, что вся рука Николая, по локоть и дальше, во вмятинах и рубцах. — Ты же помнишь, — этот переход на «ты» был естествен и нужен в их беседе, — сплошной камень был, все заминировано, немцев из бункеров выбивали. Мина рванула слева, весь бок побило и ногу, и по шее прошло, но все в мясо, а ладонь так и повисла. В госпитале и оттяпали.

— Вон оно что…

— А домой вернулся, тут опять фортуна задом повернулась, — без всякого перехода продолжал Николай. — Вскорости мать с отцом в одночасье померли. Братана старшего убили на войне, сестра в городе…

«А Груня?» — хотел спросить Меркулов, но что-то его остановило.

— …Лет пять в колхозе тянул, на разных подсобных работах со своей культяпкой-то. А времена, ты помнишь, какие были трудные. Из Амбы тогда много народу подалось…