Генерал долго молчал, отдалившись во что-то свое.

— Скажи, капитан, любишь ее?

Тонко засветила Меркулову дальняя звездочка, и сердце захолонуло от простого решения, уже всходившего в нем от этих слов. Он почувствовал странную легкость, будто сбросил что-то тяжелое и давящее, и сам поразился этой легкости.

— Вижу, не отвечай. Тогда, капитан, у тебя нет выбора. Единственно, что могу посоветовать — уезжайте оттуда. Перебирайтесь-ка, Сева, в Сибирь, к нам. Ей-богу, а?

Ольга Павловна смотрела на их переезд как на нелепость, безрассудную блажь мужа, но все же скрепя сердце уступила, практический ум говорил ей, что нужно отсечь все разом.

Она быстро освоилась на новом месте, ее сразу оценили как сильного хирурга, специалиста в той самой области, где в последние годы шли напряженные, хотя и мало результативные исследования. Каждодневная практика позволила ей быстро накопить материал для защиты кандидатской степени; Ольге Павловне предлагали уже кафедру в мединституте, но она считала, что это еще рано, она была увлечена, ей хотелось накопить побольше реальных результатов…

А генерал Красноперцев был действительно стар; может быть, оттого состарился он, что деятельная натура его была обречена на бездействие; он судорожно цеплялся за все, что давало ему возможность почувствовать себя при деле; он был самый активный лектор в обществе по распространению научных и политических знаний; каждую неделю Григорий Никитич заседал в исполкоме. И все же… Как-то он зашел в редакцию (он часто выступал со статьями, воспоминаниями, и к нему привыкли, его считали своим и только снисходительно улыбались при виде его фигуры в неизменном генеральском мундире, изрядно поношенном) к Всеволоду Михайловичу.

— Чувствую, брат, того, уходили сивку крутые горки…

— Ну, Григорий Никитич!.. — начал было Меркулов говорить обычные в таких случаях слова, но бодрая фальшь его голоса вызвала у генерала только досаду.

— Ты знаешь, есть такая печальная статистика, — генерал невесело, скрипуче рассмеялся. — Пять лет в среднем живет отставник. Пять лет… Ну, а я перебрал порядком. Такие, брат, дела.

Через несколько дней его положили в больницу.

Однажды Ольга Павловна, придя с работы, сказала:

— Григорий Никитич плох, тебе надо посетить его.

Она с большой сдержанностью относилась к их встречам; сознание, что генерал, единственный в городе человек, знает их интимную историю, отчуждало ее от Красноперцева, но теперь она так и сказала: «…Тебе надо посетить его», и Меркулов понял, что это все… Когда он стоял перед ним, вытянувшимся под белой простыней, сухим, с желтыми впалыми щеками и редкими серыми волосами, смутно доносился до него тихий плач старушки, жены генерала, сидевшей у него в ногах, тихий шепот врачей и сестер, снующих в дверях, он только слышал тот, приглушенный пространством, а теперь и временем, веселый, раскатистый голос генерала: «Порядок, Сева! Благодарю за службу!..»