Я нашла дневник, который Эдвард начал незадолго до смерти (печально, что у него не хватило времени, чтобы заполнить еще сотню дневников), и стала использовать его, чтобы заносить туда новые слова малышки Флоры и ее замечательные, не по годам взрослые идеи. Но скоро я уже не могла за ней угнаться: чтобы все зафиксировать, мне пришлось бы целыми днями записывать за ней. Я начала отдавать предпочтение тем игрушкам, которые она больше всего любила: тряпичной кукле, шарикам, которые располагались в специальных отверстиях, проделанных в доске. А когда ей исполнилось три года — альбому для рисования и карандашам, которыми она выводила разноцветные кривые линии и кружочки.
Я сохранила привычку к чтению газет, которую привил мне Эдвард. Каждый день Маленький Рам приносил две газеты — одну китайскую, одну иностранную. Кроме Волшебной Горлянки, мне не с кем было обсудить последние новости. Сначала она не проявляла к этому никакого интереса. Но потом в газетах появилась история про убийство ребенка иностранцев и связанную с этим шумиху среди всех жителей Международного сеттльмента. И Волшебная Горлянка с горечью сказала, что если бы убили даже тысячу маленьких китаянок, никто бы и слова не сказал. Я согласилась, что это правда, но меня все равно волновала новость об убийце — его так и не нашли, и следующей жертвой могла стать малышка Флора. После той заметки каждый раз, когда я читала Волшебной Горлянке новости, у нее на все было свое мнение.
За пределами нашего уединенного пристанища за это время многое изменилось — Шанхай становился совсем другим: более современным, модным, роскошным, причудливым и захватывающим. Разрастались особняки, увеличивалось количество машин, которые уже не были признаком богатства. В Шанхае появились свои кинозвезды. Каждый их шаг освещали таблоиды, поэтому он быстро становился достоянием общественности. Три фильма из тех, что мы с Волшебной Горлянкой успели посмотреть, были о юных невинных девушках, которых заманили в большой город и заставили заниматься проституцией. Весь первый фильм Волшебная Горлянка проплакала, тихо приговаривая: «Это же моя история, — но в конце возмутилась: — Таких счастливых финалов не бывает!» После другого фильма она сказала: «Многие девушки убивают себя по той же причине».
Я смотрела на то, что происходит в Шанхае, глазами матери. Чтобы защитить малышку Флору, мне нужно было знать, откуда может исходить угроза. Шанхай расширялся и растягивался, переполненный живущими бок о бок иностранцами и китайцами, которые изо всех сил пытались друг друга игнорировать. Были дни, когда мне казалось, что воздух между ними настолько плотный, что любая искра способна привести к взрыву. Студенты университетов находили все больше причин, чтобы выступать против иностранных переселенцев и плохого обращения с китайскими рабочими. В последнее время развернулась еще и антихристианская кампания, и мы внимательно следили, нет ли признаков того, что она распространится шире, станет более серьезной, как во время Восстания боксеров. Я боялась, что снова начнутся беспорядки и малышка Флора окажется в опасности. Моя жизнь изменилась, когда император отрекся от престола. Во время революции были и герои, и враги, но кроме них повсюду шныряли бандиты, пытавшиеся на чем можно нажиться, пока остальные оставались в пылу сражения. Но сейчас протесты приводили не к насилию, а лишь к забастовкам. И самая долгая из них началась сразу после подписания Парижского мирного договора.