— Ни дороги, ни куртизанки, — ответила Помело. — Давайте завтра поделимся своими соображениями. Так я смогу заманить вас в гости, чтобы снова сыграть в маджонг.

@@

Той ночью я не могла уснуть, обдумывая загадку Помело и ее составные части: лесопилка, храм и проклятие, бурдюк с вином, вранье про оползни и обрушивающиеся скалы, стихи об отшельнике. Зная склонность ко лжи в этой семье, я подозревала, что всю легенду придумал их прадед. Проклятие было способом отпугнуть ищущих чуда людей от попытки добраться до вершины горы. Не было ни оползней, ни другого проклятия. Но что-то находилось на вершине, и это был явно не хоровод призраков.

Я ломала себе голову и над тем, зачем Помело мне все это открыла. Она должна была понимать, что я могу обо всем рассказать Вековечному. Но она знала, что я так не поступлю. К тому же она хотела, чтобы я об этом знала, — и не из сестринской любви. Она поделилась с нами секретом, потому что ей что-то нужно было от меня.

Я поняла, что Помело, должно быть, лгала насчет своих чувств к Вековечному и насчет его чувств к ней. Возможно, когда-то она его и любила или убедила себя в этом, как и я. Но мне трудно было представить себе, что ей нравятся его ухаживания в постели. В Шанхае он занимался любовью скучно и предсказуемо. Однако, приехав сюда, я обнаружила, что он больше не пытается быть осторожным и заботливым, — он вел себя властно, грубо и жестоко. И я уже не притворялась, как когда-то, что с восторгом принимаю его ласки.

У нас больше не было оживленных разговоров. В такой глуши нечего обсуждать. Все события Лунного Пруда сводились к мелким ссорам между соседями и вспышкам заболеваний. Если бы Шанхай сгорел дотла, мы не скоро бы об этом узнали. Но когда-то Вековечный говорил, что восхищается моим умом и знаниями, которые я почерпнула у окружения моей матери, состоящего из деловых мужчин. Хотя и это была его очередная ложь, однако я все- таки решила, что стоит побуждать его чаще со мной разговаривать. Я могла бы признаваться ему в своих вымышленных тайнах, чтобы создать у него впечатление, что у меня нет от него секретов. Тогда он будет больше мне доверять. Он, возможно, поговорит со мной о моих откровениях, даст совет, а я буду вести себя так, будто очень ему благодарна, и подарю ему наслаждение большее, чем могут дать остальные. И во время этих минут омерзительной интимности я стану жаловаться на его долгие отлучки. Я буду спрашивать его, когда он вернется и принесет мне в подарок конфеты или отрез ткани. В такие мгновения он может случайно дать мне хотя бы крохи полезных сведений.