РоманыДолина забвениястр 419
Светлый фон
Но сейчас у меня сердце матери. Я потеряю свою дочь, когда ей было три с половиной года. Ее отец умер во время эпидемии, и его семья силой отняла ее у меня в тысяча девятьсот двадцать вторам году. Я оплакиваю живую дочь почти четыре года и ничего не слышала о ней. И мне все сильнее и сильнее хочется, чтобы она знала — я не рассталась с ней добровольно. Меня мучает одна мысль: она может думать, что я ее не любила. Я боюсь, что она станет такой же, как я: девочкой, которая чувствует, что ее любовь предали, и которая в будущем станет отвергать любовь, не сможет узнать ее, довериться ей. Она должна знать, что я бесконечно люблю ее с момента ее рождения, и сильнее, чем кто-либо еще. Ей сейчас семь лет. Мне нужна твоя помощь в ее поисках. Мне нужно знать, что она счастлива.

Когда-то я всем своим детским сердцем верила, что ты намеренно меня бросила. Я тебя ненавидела. Я понимаю, что знать это для тебя будет равносильно пытке. Но сейчас я сама постоянно мучаюсь от той же мысли. И хотя я не могу до конца тебя простить, я не хочу, чтобы ты и дальше испытывала эти муки.

Когда-то я всем своим детским сердцем верила, что ты намеренно меня бросила. Я тебя ненавидела. Я понимаю, что знать это для тебя будет равносильно пытке. Но сейчас я сама постоянно мучаюсь от той же мысли. И хотя я не могу до конца тебя простить, я не хочу, чтобы ты и дальше испытывала эти муки.

Твоя дочь Вайолет

Твоя дочь Вайолет

@

Ответное письмо от матери было написано неровным, торопливым почерком и покрыто пятнами, которые, как я подумала, были следами слез.

@

Вайолет, мое сокровище!

Вайолет, мое сокровище!

Мне пришлось много раз перечитать первую строчку твоего письма, чтобы убедиться, что это правда. А потом мысль о том, что ты жива, подняла меня из глубин ада, которым стаю мое собственное сердце. Но я снова погрузилась в бездну отчаяния, когда узнаю, что мои страхи оказались правдой: ты верила, что я не любила тебя достаточно, чтобы броситься на твое спасение. Нет оправдания материнским ошибкам, и у меня на душе навсегда останется шрам.

Мне пришлось много раз перечитать первую строчку твоего письма, чтобы убедиться, что это правда. А потом мысль о том, что ты жива, подняла меня из глубин ада, которым стаю мое собственное сердце. Но я снова погрузилась в бездну отчаяния, когда узнаю, что мои страхи оказались правдой: ты верила, что я не любила тебя достаточно, чтобы броситься на твое спасение. Нет оправдания материнским ошибкам, и у меня на душе навсегда останется шрам.

Станет ли тебе хоть немного легче, если ты узнаешь, что я чуть не сошла с ума на корабле, когда догадалась о том, что случилось, что я приказала капитану повернуть корабль назад, что мне ввели успокоительное, чтобы я не попыталась вернуться вплавь? Когда я получила письмо из консульства, а потом еще одно, от Золотой Голубки, в которых говорилось, что ты погибла, я представила себе, о чем ты могла думать в последние минуты: что я не любила тебя так же сильно, как другого ребенка. Четырнадцать лет я каждый день просыпалась от того, что видела твое испуганное лицо — так ты смотрела на меня, когда я обещала, что не покину Шанхай без тебя. Я совершила все возможные ошибки, которые и привели к твоей гибели. Я постоянно осуждаю себя за слабость и переживала все это снова и снова, когда представляла себе твой испуганный взгляд.