@

Моей матери, с которой я выросла в Шанхае, тоже больше не существовало. Ее заменила новая личность, знакомая и чужая одновременно. Мне предстояло заново решить, можно ли ей доверять. Она позволила мне увидеть себя изнутри: уязвимой, способной потерять свое сердце и душу, свою дорогу в жизни, потерять меня. Она была со мною так откровенна, что временами просто шокировала, когда рассказывала такое, чем обычно не делятся между собой мать и дочь.

@

Я каждый раз вздрагиваю, вспоминая, какие убийственно жестокие слова я бросила матери и отцу. Я сказала матери, что многие считают ее чокнутой, из-за того что она год за годам сидит в своей комнате, разглядывая насекомых, умерших миллионы лет назад. Отцу я сказала, что нашла письма его любовников и любовниц — и процитировала из них вульгарные и смешные эпитеты, которыми они награждали его сексуальную мощь. Ураган секса! Мне кажется, он чуть не умер от стыда. Оглядываясь назад, я с ужасом думаю, что так жестоко осудила их только для того, чтобы оправдать свою любовь к посредственному живописцу. К счастью, у моего плохого вкуса оказалось и хорошее последствие — это ты. Я рада, что ты не видишь, как я краснею, когда вспоминаю о том, что именно меня так привлекало в китайском художнике и почему мне казалось, что его картины — завораживающие шедевры. Господи! Я могу сказать только это, Вайолет. Тебе повезло, что от отца тебе досталась лишь внешность.

@

Письмами мы обменивались часто, иногда даже ежедневно. В каждом из них я делилась с ней одним из событий своей жизни. Сначала я ничего не писала о времени, проведенном в цветочном доме. Я писала о Флоре, о дне, когда она родилась, и о дне, когда умер Эдвард. Я описала Вековечного как мою последнюю попытку зажить респектабельной жизнью. Я признала, что познакомилась с Верным в цветочном доме, но не сказала, что он купил мою невинность. Что касалось темы сексуальных отношений, я старалась ее не затрагивать, потому что понимала, что переписываюсь с собственной матерью. И не имело значения, что у нас с ней была одна профессия.