Крепкий качал мышцы. Задумчивый разводил рыбок. Веселый менял штаны. Потерянный искал себя.

 Но это не дело. Они качали, разводили, меняли, искали — но это не дело.

 Они все ждали освобождения. От самих себя.

 А теснящий их туман все приближался. Тихий голос из-за кулис шептал каждому и одновременно: А Ты умный. А Ты сильный. А Ты красивый. А Ты нужный.

 И каждый слышал свое. И говорил свое.

 Крепкий заклинал и предупреждал, но его не понимали. У Задумчивого находились сотни отговорок. Веселый призывал не обращать внимания. Потерянного просто никто не слушал.

 А буря грохотала. Грохотала не слышно. Потом чуть тише. После чуть громче. И вот они не слышат друг друга. Но говорят, говорят, говорят. Слышат сами себя.

 Буря пришла.

 Грохот железной кровли — сапоги, сапоги, сапоги. Это нелюди.

 Буря идет.

 Грохот железной крови. Марш, марш, марш. Это нелюди.

 И писк из угла: "Сделайте так..."

 Но удар грома и...

 Ночь.

 Варфоломеевская ночь. Хрустальная ночь. Страшная ночь. Ночь, пахнущая гарью. Долгая ночь ужаса, насилия, мрака, крови, сопротивления.

 Марширующие сапоги подминают всех. Крепких и Задумчивых. Веселых и Потерянных. И мир пылает в огне. Только крик. Только топот сапог. Только грохот. Только треск, только...

 А когда все было разрушено — на востоке появилась бледная полоска. Ее никто не заметил, но...

 Но на востоке исчезла ночь.

 Туман рассеялся. Появился простор и горизонт.

 И везде и повсюду — развалины. Горы. И везде и повсюду — кровь. Реки.