— Не бери в голову. Ещё заболеешь опять, кто будет с тобой возиться? Лучше стреломёты строй, чтобы никто и близко не подошёл.

Забавно вышло: Верен столько мечтал выпытать у Такко маркграфские секреты, а теперь сам владел тайной Ардерика и не мог поделиться, хотя на сердце пекло. Он в последний раз хлопнул друга по плечу, усмехнулся мелькнувшей в его глазах зависти и зашагал к воротам, где ждал Ардерик.

— Хоть кто-то достойно попрощался, — бросил сотник кисло. — Ходу!

***

После ухода отряда замок притих. Элеонора бродила по коридорам, касалась дверей, за которыми недавно ночевали воины, вслушивалась в непривычную тишину. Поднимаясь на башню, всматривалась в тёмную полосу леса на востоке, не зная, чего ждёт. Вечерами играла со служанками в тавлут. С тщательно скрываемой завистью поглядывала на Грету — девчонка не стыдилась, приходя под утро, принимать такой утомлённый и вместе с тем счастливый вид, что у Элеоноры внутри всё сжималось от неутолённого желания. Даже Бригитта внезапно преисполнилась какого-то особого достоинства — она ждала из похода мужчину, что пообещал ей верность и защиту, и в искренности его слов не приходилось сомневаться. Искренность Ардерика тоже была неподдельной, и Элеонора нутром чуяла — когда он вернётся, всё будет по-другому. Всю неделю он сторонился её, избегал даже случайных касаний. В вечер перед отъездом Элеонора ждала, что Ардерик уступит Бригитту оруженосцу и придёт к ней, но прождала напрасно.

А ей очень, очень нужно было, чтобы пришёл.

С востока приходили скупые вести: отряд добрался до Белых Рогов, Суходола, до Верхних Горшков… Чужие названия не радовали, верность северян не внушала надежды. Уже третий имперский сотник уходил сражаться с Севером, и сердце Элеоноры сжималось от дурного предчувствия. Ардерик должен выжить.

Равно как и Тенрик. Он почти не заговаривал с Элеонорой: перебрасывался короткими фразами по хозяйству за завтраком, посылал ей угощения к обеду, касался кубком её кубка, провозглашая мир и здоровье императора за ужином, и был полностью безразличен всё остальное время. Порой Элеонора вздрагивала от неожиданности, услышав его голос в кладовых или конюшне. Приходилось напоминать себе, что Тенрик снова барон и всё ещё её муж и хозяин Севера. Хотя бы на словах. Один раз она увидела мужа с Оллардом, они обсуждали подъёмник, и Элеонора долго наблюдала за ними, дивясь, каких разных людей свела война.

За Оллардом Элеонора следила куда более пристально, чем за мужем, хоть и виделась с ним ещё реже. Присматривалась, подмечала мелочи, расспрашивала Грету обо всём, что той удалось увидеть и узнать. Следила за мальчишкой-лучником и наконец уверилась — если он и бастард, то не из тех, кто получают статус законных. Оллард обращался с ним теплее, чем со слугой, но без строгости, которой отличают будущих наследников. Элеонора знала от Греты, что жениться снова маркграф не успел и что уехал не по своей воле, а стало быть, в столице не станут горевать, если род Оллардов прервётся. Тревога ненадолго уступила место удовлетворению: мир на Севере значил для маркграфа куда больше, чем он пытался показать, а значит, привлечь его на свою сторону легче, чем казалось.