Баронесса заговорила совсем тихо: не то утешала, не то уговаривала. Казалось, прошла целая вечность, когда хлопнула дверь, и в гостиной снова потёк непринуждённый разговор о славной битве, а дальше — о прочности старого пергамента перед хрупкой бумагой, стойкости чернил и искусстве старых переписчиков… Там рассматривали книгу, и стоило бы взглянуть на военный трактат, но Верен сидел, обхватив руками колени, и не мог даже в мыслях назвать словами то, что связало Адерика с баронессой.

Всё ложилось одно к одному: прогулки по замковой стене, уединённые беседы, гнев барона, безразличие Ардерика к служанкам… А проклятая киноварь? Верен почти затолкал воспоминания о ней в дальний угол, но сейчас они выглянули и настойчиво нашёптывали: твой сотник обрюхатил чужую жену, чуть не отравил её мужа, а теперь рад выдать свой приплод за баронского наследника! Очень хотелось верить, что, говоря о крови, Ардерик имел в виду ту, что проливал в бою, но… Верен опустил голову и уткнулся в колени. Рассветные силы! Вот это они вляпались, вот это ввязались… Что же теперь делать?..

Видимо, он бессознательно застонал: Такко встрепенулся и поднял голову. Подскочил, зачем-то выдернул откуда-то медный таз:

— Совсем худо?

Верен оттолкнул его, мотнул головой. Отпил воды из протянутого Такко кувшина, краем сознания отметил, что, верно, здесь всё нарочно подготовили для тех, кого свалит непривычно хмельное питьё… Умылся над тазом, пригладил волосы мокрой рукой и поднялся, шатаясь.

Поделиться бы с другом, но разве можно выдать чужую тайну? Ещё сболтнёт маркграфу и тогда уже точно не расхлебаешь. Оттого Верен только хлопнул Такко по плечу и выдавил:

— Клятое вино… Перебрал-таки. Не трясись надо мной, уже отпустило. Идём. Не для того в гости пришли, чтобы по углам валяться.

Одна тьма знает, как теперь смотреть в глаза Ардерику и баронессе. Но сквозь смятение пробивалась спасительная мысль: будь Рик заодно с баронессой, не рвался бы так отчаянно на восток.

***

В спальню возвращались молча. Ардерик был мрачнее тучи. Верен и так, и этак прикидывал, стоит ли заводить разговор, но по всему выходило, что только испортит дело.

Затворив дверь, Ардерик повалился на шкуры, не раздеваясь. Верен разворошил в очаге угли, подкинул дров и принялся расстёгивать наплечники сперва на лежавшем навзничь Рике, потом на себе. Огонь пожирал поленья, когда раздался робкий стук.

— Не заперто! — рявкнул Ардерик, едва подняв голову. — Кого там принесла нелёгкая…

Верен встал толкнуть тяжёлую дверь и с удивлением увидел Бригитту. Она была без плаща и обнимала себя обеими руками за плечи поверх низкого выреза платья. Шагнула в проём, не поднимая глаз, и прижалась спиной к стене.