— Этот дикарь из пустыни с грязными взъерошенными волосами, но люди тянутся к нему. Они бросают свои лодки, виноградники, овец — все на свете. Как мой муж может управлять страной в такой обстановке? Я сколько раз говорила Ироду: арестуй его, но советники боятся бунта. «Иоанн — хороший человек, — говорят они. — Он не представляет реальной угрозы». Вот он изо дня в день и устраивает купания для людей в реке, протекающей по пустынной местности, которую мой муж собирается освоить.

— Что и говорить, странная причуда. Впрочем, люди падки на всякие новые веяния. Купать людей — это действительно что-то новенькое. Но как знать, что за этим стоит и что у них на уме.

— Вот и Ирод говорит то же самое. Хотя он ко всем относится терпимо. Атут вдруг этот Иоанн начал разглагольствовать обо мне. — Иродиада сверкнула глазами и со стуком поставила на стол свой бокал. — Ирод проявил исключительное терпение, но я не допущу, чтобы порочили мое доброе имя. Вы, конечно, меня понимаете.

Я ощутила холодок, пробежавший по спине.

— И что же вы сделали?

— Сейчас Иоанн сидит в подвале дворца в ожидании суда. Ирод считает, что он заслуживает наказания плетьми, а потом изгнания, но это очень мягкий приговор. Я бы его утопила там, где он устраивает купания.

Снова холодок по спине. У меня немного дрожала рука, когда я взяла бокал, предложенный подошедшим семенящей походкой светлолицым подростком с нарумяненными щеками. В этот момент жонглеры, развлекавшие нас, поклонились и убежали. Погасли факелы. Загремели барабаны, и заиграла музыка, которую я раньше не слышала.

— Моя дочь Саломея, — с гордостью произнесла Иродиада.

Вспыхнули огни, и появилась извивающаяся в танце стройная девушка. Ее сходство с Иродиадой было очевидным. Молодая танцовщица кружилась перед нами, и подол ее полупрозрачного платья разлетался, как лепестки экзотического цветка. В ритмичном чувственном танце Саломея приблизилась к нам. Ирод, возлежавший с Пилатом на одной кушетке, подался вперед и попытался схватить подол ее платья, но она грациозно ускользнула, как бы дразня его.

Темп музыки замедлился. Саломея слегка покачивала бедрами, ноги ее почти не двигались. Это был танец любви, лирическая поэма, переданная языком тела. Я почувствовала на себе взгляд Пилата, обернулась и сразу поняла, что выражали его глаза. «Он захочет меня сегодня», — подумала я и отвела глаза. Избежать этого общения, которое наводило на меня ужас, я не могла.

Вскоре ничто другое, кроме эротических движений, не занимало сознания. Перед зрителями разыгрывалась извечная история ухаживания, покорения и физической близости. Я испытала страстное желание слиться в трепетных объятиях с Голтаном. Щеки мои пылали, сердце билось в такт с музыкой, выражавшей страстную любовь женщины к мужчине.