Светлый фон

— Матус, хороший парень и очень отважный.

— Я это сразу понял. Не думаю, что он пошел спать, он где-то поблизости.

Григореску не ошибся. Матус ждал в приемной. В отличие от нового префекта, у которого голова была занята делами, Матуса поразило великолепие помещения — таких он еще никогда не видел. При всей почтительности и даже восхищении, которое он сразу почувствовал к Григореску, он не сдержался и присвистнул:

— Вот это кабинет, не шуточки!

Григореску улыбнулся и впервые осмотрелся, подмигнул Матусу, и тот рассмеялся в ответ радостным, победным смехом.

— Как там дела? — серьезно спросил Григореску.

— Люди с трудом поверили, когда узнали, что да как. Потом постепенно все разошлись по домам. Но мои ребята остались на своих постах.

— Правильно. Скажи-ка мне, какое у тебя ремесло?

— Я жестянщик.

— Доброе ремесло. Значит, тебе не больно по душе этот контрабандист, как его там — Карлик?

— Да, не очень, — ответил Матус и провел веснушчатой рукой, как расческой, по своей пламенной шевелюре.

— Сколько тебе лет? Двадцать?

— Двадцать второй пошел месяц назад.

— Образование? — спросил Григореску.

— Семь классов и два года в ремесленной школе.

— Отлично. Теперь слушай внимательно. С сегодняшнего дня ты служишь в полиции. Комиссар Матус. И займешься этим делом.

У Матуса сверкнули глаза. Он никогда не думал о чем-либо подобном, но назначение понравилось ему сразу; в том удивительном мире, в котором он жил, оно показалось ему вполне естественным, во всяком случае, не чем-то необыкновенным. Стоявший перед ним человек делал возможным все, он навсегда развеял в юноше чувство бессилия, много раз доводившее его до отчаяния в этот день. Новый префект тоже не видел ничего из ряда вон выходящего в том, что ему приходится решать, кого назначить в полицию, определять судьбы людей. Оба жили революцией, и это была для них вполне нормальная жизнь.

— Подберем еще пять-шесть молодых парней, вот и будет твоя бригада.

— Есть у меня на примете такие…

— Прекрасно, — сказал Григореску. — Садись за стол и составь список. — И протянул ему перо и лист бумаги.