— Ну, тогда всего вам хорошего. Заходите ко мне в любое время, когда вам что-нибудь будет неясно. Для вас у меня всегда найдется свободная минута.

— Будьте здоровы, — ответили члены делегации и направились к выходу.

— Спокойной вам ночи, — сказал и старый сцепщик. Григореску пожал ему руку.

— Не забывай, заходи ко мне.

После их ухода остались только члены бюро. Григореску закрыл заседание, не начиная прений.

— Товарищ Дэнкуш, зачем вы установили здесь телефон, если не пользуетесь им?

— Наверное, я просто не умею по-настоящему пользоваться телефоном, — задумчиво ответил Дэнкуш.

Любопытно, он почувствовал облегчение оттого, что не на нем теперь лежит ответственность, испытывал неловкость от допущенных ошибок и одновременно чувствовал какое-то неясное беспокойство.

— Вот что вы упустили, если говорить теоретически. После прихода к власти государство является главным инструментом революции. Государство! Конечно, — добавил он несколько погодя, — надо опираться на массы, иначе нельзя. Но когда министерство внутренних дел, министерство юстиции и главная прокуратура в наших руках, нечего митинговать, чтобы добиться того, что нам нужно.

Было десять минут одиннадцатого. За три часа Григореску разобрался в ситуации, разрешил все вопросы и теперь ждал вести из Бухареста, которая поступила ровно в одиннадцать. Его утвердили в должности префекта вместо Флореску. Группировке либералов в порядке компенсации предоставили один пост заместителя министра, так что все были удовлетворены. В четверть двенадцатого Григореску поднялся по лестнице в здание префектуры в сопровождении Дэнкуша. Их встретил бывший префект, который уже связался по телефону с министром внутренних дел, лидером его партии. Тот успокоил его. Получит и он компенсацию, ничего с ним не случится. Все же он был бледен и напуган. Передача дел, печатей и прочие формальности длились ровно четверть часа.

К полуночи Флореску был уже дома и застал жену спящей. Он разбудил ее и сказал:

— Зайчонок, я уже не префект.

Зайчонок, который с трудом просыпался, не понял, был ли супруг повышен или снят с должности префекта, потому откликнулся:

— Все к лучшему, деточка, все к лучшему!

— Снова сделают меня депутатом, — вздохнул префект, утешаясь, и лег рядом с женой. «После такого дня, ей-богу, не грех отдохнуть!»

Новый префект остался в кабинете бывшего графа Лоньяй, в кабинете, напоминавшем своей обстановкой господину Флореску склеп: тяжелые серебряные подсвечники над решеткой камина, громоздкая, черного дерева мебель, кресло с гербом, мрачные, темные занавеси с бахромой. В этом огромном и пышном помещении старый граф проработал двадцать лет, радуясь прочности застарелой бюрократии. Никто, даже те, кто пришли после него в 1918 году, не осмелился ничего изменить в строгой обстановке кабинета, каждый, как мог, приноравливался к его атмосфере.