– Гриша, слезай оттуда…

– Мамочка… – Слово пронзает ее сердце.

– Что, Гришенька?

Он кусает губу, страдая и покачиваясь вперед и назад.

– Что, солнышко, душенька?

Солнце мое, зовет она его этой темной ночью, душа моя.

– Я больше не могу.

– Конечно, можешь.

– Что мне делать, когда сигарета закончится?

– Выкури еще одну.

– А потом?

– Еще одну.

– Я так понимаю, что ты предпочитаешь, чтобы я умер от рака, а не разбился, выбросившись из окна.

– Я предпочитаю, чтобы ты не умирал.

– Но я не умею жить, мама, – устремляет он на нее взгляд пугающе пустых глаз. – Я не живу.

– Как так не живешь? Ты четыреста лет живешь. А если обождешь еще четыре часа, то увидишь, как занимается новый день, и это не будет твой последний день. Это также и не последнее твое перерождение, глупости – все, что там говорили по телевизору, хорошо, что ты его разбил. Без него лучше, может быть, так мы снова начнем читать книги.