Как только закончилась неделя Шекспира, Крис объявил две следующие пьесы: «Сенная лихорадка» и «Грядёт ночь». Ролей на всех девушек по-прежнему не хватало, даже с дублерами. Луизе, к ее разочарованию, досталась роль инженю Сорель – по ее мнению, самая скучная, и совсем ничего в «Ночи». «Сенную лихорадку» планировалось играть на Рождество; Крис сказал, что после она может отправляться домой на пару недель, если хочет. Луиза вовсе не хотела ехать – боялась, что ее не примут обратно, однако вскоре получила письмо от Майкла (уже третье): ему дали неделю отпуска, пока корабль на ремонте; нет ли хоть малейшего шанса провести это время вместе? Если нет, тогда он попытается приехать в Девон на одну ночь.

«Учитывая сложности со связью, – писал он, – я нахально предлагаю вам встретиться на Маркэм-сквер десятого января, в пятницу. Я посмотрел расписание поездов из Эксфорда: если повезет, вы приедете около трех. Если не сможете, напишите, тогда я позвоню вам из Лондона, и мы придумаем что-нибудь еще. Попытайтесь, милая Луизочка, – я так соскучился! Вы станете лучшим антидотом к моей теперешней жизни! В открытом море ужасно мокро: я просто счастлив, когда приходит время рухнуть в койку, и тогда лишь конденсат мирно капает на нос… Впрочем, довольно об этом. В мои обязанности входит просмотр почты, так что я уже практически эксперт в семейных и брачных делах. Иногда я думаю: а вдруг вы успели влюбиться в молодого смазливого актера? Надеюсь, что нет…»

Луиза написала, что приедет в пятницу. Вопрос про влюбленность она решила проигнорировать, поскольку сама толком не понимала, что чувствует – ни к нему, ни к Джею. У последнего вошло в привычку заявляться к ней в комнату в отсутствие Гризельды. Лежа рядом, он читал ей поэзию. Это Луизе нравилось, и когда чтение перешло в поцелуи и ласки, ей тоже понравилось, хотя не так, как она ожидала. Ей казалось, что поцелуй непременно означает влюбленность, однако то самое ощущение небесного блаженства, о котором она столько читала, так и не пришло. Ей нравился Джей; правда, она немного боялась его ироничного тона, утонченного словарного запаса, бледных, оценивающих глаз. Впрочем, порой он был с ней очень нежен, и когда страх отступал, где-то внизу словно распускались маленькие, невидимые лепестки. И все же при этом Луизу не оставляло странное ощущение, что тело существует отдельно, само по себе. Если закрыть глаза, то на месте Джея можно представить кого угодно – чьи угодно руки, пальцы, губы…