Она продолжила в том же духе, рассказав о генеральной репетиции и о своем фиаско.

«С другой стороны, если человек всю жизнь мечтает заниматься одним делом и наконец ему это удается, чего еще желать? Мы живем в холодном, мрачном доме, еды не хватает, однако никто из нас не жалуется, потому что мы посвятили себя искусству, а в этом случае материальное совсем неважно, правда ведь?»

Неплохо получилось, подумала она, хотя кусок про театр может показаться ему скучным.

«Да, в тот раз было здорово. Мне очень понравился наш выезд верхом, и шарады тоже. И еще никто никогда меня не рисовал. А ваша матушка была очень добра», – осторожно сформулировала она, не зная, что еще хорошего о ней сказать. «Я написала ей «коллинз» – так мы между собой называем письма в благодарность за визит – по имени мистера Коллинза…»

Тут она спохватилась – а вдруг он не читал «Гордость и предубеждение»? – и на всякий случай подписала в скобках «Остин».

Подумав немного, Луиза добавила: «…но вы, конечно, и сами знаете», а то еще решит, что его считают невеждой, и обидится.

Перечитав написанное, Луиза поморщилась: скучища!

«Боюсь, письмо получилось не особенно интересным. Теперь я понимаю, что вы имели в виду насчет «первого письма»: еще толком не знаешь, какой тон взять с малознакомым человеком.

Не представляю себе жизнь на боевом корабле. У нас дядя Руперт первые пару дней страдал от морской болезни. Наверное, это ужасно! Помню, гувернантка рассказывала, что у Нельсона часто бывали приступы. Правда, не знаю, чем это может вас утешить. Надеюсь, все не так плохо.