— Ты плакала, — сказала она.

Слезы снова навернулись на глаза Розы Сарона.

Мать продолжала твердым голосом:

— Возьми себя в руки. Ты не одна — нас много. Возьми себя в руки. Сядь почисть картошку. Нечего над собой причитать.

Роза Сарона пошла было назад в палатку. Она старалась избежать строгого взгляда матери, но этот взгляд заставил ее вернуться к костру.

— А зачем он ушел, — сказала она, но слезы у нее высохли.

— Примись за дело, — сказала мать. — А то сидишь одна в палатке и причитаешь сама над собой. Некогда было мне за тебя взяться. А уж сейчас возьмусь. Бери нож и чисть картошку.

Роза Сарона послушно опустилась на колени у костра. Она злобно сказала:

— Пусть только придет. Я ему покажу.

Губы матери раздвинулись в медленной улыбке:

— Смотри, как бы он тебя не побил. Ты сама на это напрашиваешься — ноешь, причитаешь. Побьет, я ему спасибо скажу.

Глаза Розы Сарона негодующе вспыхнули, но она смолчала.

Дядя Джон глубоко загнал ржавый гвоздь в землю.

— Не могу больше молчать! — крикнул он.

Отец сказал:

— Ну черт с тобой, говори! Убил кого-нибудь?

Дядя Джон запустил пальцы в кармашек для часов и вынул оттуда сложенную пополам засаленную бумажку. Он расправил ее и показал отцу.

— Пять долларов.

— Украл, что ли? — спросил отец.

— Нет, это мои деньги. Утаил.