С него содрали кожу, выдавил я.

В молчании мы уставились на освежеванный труп, раздираемые отвращением, любопытством и тошнотой. Сомнений не оставалось: мертвое тело было лишено кожи. У правого края диапозитива я с трудом различил нечто похожее на большой тропический куст, но при ближайшем рассмотрении стало ясно, что это размытое изображение красно-белого капота автомобиля: «тойота ленд крузер» 55-й серии.

Мы могли бы пошевелить мозгами. Но нет.

Даже сейчас эта странность не выходит у меня из головы. Почему мы не сделали лежащих на поверхности выводов? Очевидно, потому, что встретились по рабочему вопросу, а увиденное к нашей работе не относилось. И для нас, возомнивших себя творческими личностями, эта реальность оказалась за гранью понимания. А вдруг это задумывалось как заключительный, загробный акт мошенничества, последний розыгрыш? Или просто как обманка – очередной пустой контейнер. Мы пытались ужать свои впечатления до скромного книжного объема, а не открывать себя необъятности жизни. По крайней мере, именно это я себе внушал. Нам хотелось поскорее закрыть все вопросы и больше к ним не возвращаться. Осторожно подтвердить свои предвзятые мнения, а не выставлять их напоказ.

Хайдль умер, только и произнес я вслух.

2

Пия в знак молчаливого согласия нажала на кнопку пульта. Шторка закрылась. Карусельный магазин неловко прокрутился еще на один шаг. Экран сделался белым. Его струившийся в помещение лунный свет, строгий, даже аскетичный, в ту пору еще казавшийся непривычным, уже обещал, однако, стать вездесущим.

Функциональные поверхности, скрытые кабели, исчезавшие под придвижным столиком, пастельные тона – все это предвещало грядущую космическую пустоту. В этом ртутном свете сугубо функциональный зал с черным стальным напылением, меламином, ламинексом, огнеупорным промышленным ковровым покрытием превращался в почти полную абстракцию, где сила притяжения настоящего идет на убыль, а сила притяжения будущего крепнет.

Я проделал неблизкий путь от своего убогого домашнего кабинета за пределы офиса с фанерованными стеллажами в какое-то плывущее царство, в головокружительный мир, пребывающий одновременно повсюду и нигде, существовавший этим утром, ставшим теперь таким далеким, но и вобравший в себя будущее. Казалось, это небытие без окон, где мы приклеились к настенному экрану, преследует одну цель: показать нам то единственное изображение. Можно было подумать, что отныне мы будем лишь двигаться сквозь это небытие, сквозь пустую бесконечность.

Одинокие, совершенно одинокие странники.