Ну, почему людям неймется? – спросил Рэй.

Да она вроде еще ничего, заметил я.

А была б еще лучше, кабы не трындела.

Это не худший вариант, настаивал я.

А зачем трындеть-то? – не отступался Рэй. Я только-только крылья расправил, почище морского орла, а эта как начнет меня за язык тянуть – и опять я попугай с подрезанными крыльями и разбитым задом.

Да ладно тебе, неплохая девчонка.

Может, и неплохая, согласился Рэй, но сколько можно трындеть? Пришлось мне ноги сделать.

А ты не пробовал хотя бы ненадолго остановиться на какой-нибудь одной подруге? – спросил я, когда портвейн был уже на исходе.

Так пусть бы она с вопросами не приставала. Я ей говорил: мол, твоя проблема в том, что ты вбила себе в голову, будто на все есть ответы.

И он рассказал мне, как его отец, напившись, избивал мать, как привязывал их обоих к столу и лупил. А когда Рэю исполнилось шестнадцать и отец, в очередной раз ввалившись в дом пьяным, поднял руку на мать, Рэй не стал больше терпеть.

Начистил я рыло этому говнюку. Думал, прикончу. И прикончил бы. С тех пор он ее пальцем не тронул.

А сейчас? – спросил я.

Не хочу я превращаться в моего папашу. Вот и все. Как почувствую, что меня торкнуло, сразу отваливаю, пока сам таким не стал. Пока ему не уподобился.

Ты никогда об этом не рассказывал, сказал я.

Может, и зря. Это ведь тоже жизнь, правда?

Я же не знал, произнес я.

Он посмотрел на меня как на последнего идиота.

А чего тут знать-то?

У него был взгляд маньяка, в мозгу опять заискрили живые электроды.

Чего тут, на хрен, рассказывать?