Клавдия качает головой:
– Мне сейчас уже все равно, где находиться. Лучше быть здесь, чем совсем одной.
– У тебя что, нет никого на свете?
– Нет, я не это имела в виду. У меня есть родители и добрые сестры. И братья тоже. И все равно я одна. Но это пройдет! Да, пройдет! Ми́нет и твое увлечение, но будет уже поздно.
– Но разве я не могу оставаться близким тебе человеком? Разве дружить – это не прекрасно? Разве радости дружбы не предпочтительнее бесплодных терзаний неразделенной любви?
После этих слов Клавдия поднялась, обняла Ребмана за шею и расцеловала в обе щеки. И тут он заметил, что она плачет.
Глава 13
Глава 13
Среди знакомых Ребмана есть один немец, из тех переселенцев, чьи семьи уже более ста лет живут в России. Его зовут Карл Карлович. Это мужчина средних лет, ему за сорок. Женат на русской. Раньше у него было свое дело. Теперь он его продал и занят тем, что особенно по душе и что лучше всего удается настоящим русским, – ничегонеделанием. Он так прямо Ребману и сказал, отвечая на вопрос о своих занятиях.
С Карлом Карловичем Ребман познакомился через его брата, который тоже живет в доме «Российского страхового общества» на Малой Лубянке. У нового знакомого, как, впрочем, и его супруги, кажется, и забот других нет: был бы только счастлив Петр Иванович. А счастье, по их мнению, состоит в том, чтобы хорошо устроиться и удачно жениться. Всякий раз, когда он приходит к ним на чай или ужин, а это случается еженедельно, они неизменно заводят об этом речь:
– Петр Иваныч, если вы не готовы действовать решительно, мы найдем вам жену сами. Это же никуда не годится – оставаться бобылем в вашем возрасте.
Ребман, шутя, любопытствует:
– А что, у вас уже есть кто-нибудь на примете?
– Четыре или пять претенденток, можете выбирать.
Ребман потешается:
– Жениться – это вам не шапку сменить, а я привередлив, особенно по части женщин.
– Ишь ты, – продолжает игру Наталия Сергеевна, хозяйка дома, – какой привереда выискался! Что ж, выслушаем всю тысячу ваших пожеланий. Мы готовы и к этому.
Ребман, который как раз совершил выгодную сделку и теперь сидел, развалившись в креслах, пребывая в прекрасном расположении духа, при этих словах весь приосанился:
– Во-первых, она должна быть молода, не старше двадцати!
– Ну, они все таковы, ни одна не прожила на этом свете более тысячи недель.