— Буду и я с вами на стене, — сказал Николаус.

— Да уж к тому времени музыка войны и закончится, — сказал Александр, отстегивая пояс с саблей, бросая на скамью грязный плащ.

— Рана моя… — проговорил Николаус.

— Уж должна бы и затянуться, — прервал его Александр. — Но с такой лекаркой и я бы дело затягивал.

Вясёлка засобиралась, пошла к двери. Попрощавшись, вышла.

— Черт возьми! — воскликнул Николаус. — В чем ты, пан, меня обвиняешь?

— Давай, продолжай свою музыку! — воскликнул Александр, белозубо улыбаясь.

— Мне совсем не нравится твой тон, милостивый пан, — ответил Николаус.

— Да? А что? Так противен мой голос пану музыканту?

— Не много чести ругаться с раненым… Надеюсь, как буду крепко стоять, ты, милостивый пан, сумеешь повторить все.

Александр засмеялся.

— Уж не думаешь ли ты, пан Вржосек, что испугаюсь?

— Посмотрим!

— Вы… оба, — проговорил хрипло Войтех, — белены, как рек Петр-травник, объелись? Сдурели, панове?

Появилась пани Елена, и все замолчали. Но слова той перебранки жглись в душе у обоих рыцарей. И с тех пор они глядели друг на друга сумрачно, ожидая только удобного случая, чтобы скрестить сабли.

40. Косточкин блюз

40. Косточкин блюз

На следующий день Косточкину позвонила Яна, она спрашивала, как дела у него, благополучно ли прошла вчерашняя съемка на Веселухе. И когда он собирается в Москву? Ей еще надо тут кое-что подготовить к свадьбе, действо-то предстоит грандиозное, уйма гостей, в том числе иностранцев. Они вообще в восторге от этой идеи свадьбы в старом русском городе… Но если Косточкин вздумает тоже задержаться на два дня, то может присоединиться к экипажу субмарины.

Косточкин отвечал, что с удовольствием еще поторчит здесь, а на Веселуху он не рискнул подниматься, но зато попал на чаепитие к живописцу Аркадию Сергеевичу.

— И оно было образцово безумным? — спросила Яна. — Со скрипом ветряных мельниц?