— Василий.

— Васечка, — сказала нежно дурочка.

Все посмотрели на нее. Она улыбалась.

— В дому много-то шмыгалщиков, — сказала она, — и злыдней, хоть и выряженных попами с цепью да крестом. Да Матушка и от них сохранить может. Ведь может, правда! — Она развела руками. — Да Васечка не верит.

— Я атеист, — сказал Вася. — Убежденный.

— А пришел сюда, — сказала дурочка, лыбясь.

— Хм, логично, — заметил Косточкин.

— А где, на вокзале торчать? Враз свинтят… — Он осекся, метнув взгляд на Веронику. — Просто вышел на мост, гляжу — на горе церковь эта. Ну, думаю, самое заметное место.

— Слушай, Вась, у меня и так голова кругом… — пробормотал недовольно Косточкин.

И дурочка захихикала, закивала, указывая пальцем в драной перчатке на Косточкина.

— Аха-аха!.. Кругом! У фотика, как у бензина, пленка, глянешь — как бензин в воде, в радугах. Голова и в дугах. Он попался, он не уйдет. Он здесь. — Она повернулась к Веронике. — С тобой, в тебе. Ходи за ним, не ври. Невеста, ай, невеста! Матушка вас благословила. Живите на горе, на Казанской, там высоко!

Вероника слушала ее с бледным лицом и глубоко чернеющими глазами. И губы ее чернели. Косточкин ловил себя на мысли, что когда-то эта дурочка была красива. У нее фотогеничное лицо. Но что она говорит? Он обернулся к Васе.

— Ты хотя бы что-то объяснишь?

— Что, что! — в сердцах воскликнул Вася. — Не здесь.

— А где?

— Откуда я знаю. Пойдем куда-нибудь… И, Никкор, я давно не ел. Вот Валька, Вальчонок, приносила пирожок, и все.

— Так я сбегаю еще попрошу! — воскликнула дурочка и тут же пошла прочь.

— Послушайте, — сказала Вероника, — давайте спустимся к мосту, и я вас отвезу в какое-нибудь кафе.

— Да, точно, — тут же согласился Косточкин.