— Позабыли распри, — снова протянул, слегка картавя, Вася, — ага. Днепр расчленили, фиг проплывешь, зараза… Правда, говорят, когда начинается половодье — границы исчезают, во какой коленкор-то, а? — он дробненько рассмеялся. — Там есть участок, где граница идет точно по середине реки, с одной стороны Белоруссия, с другой — Украина…

— А по центру линия смоленская, — сказала Вероника.

— Может, и так, — согласился Вася. — А как половодье все затапливает, где же этот… фарватер? Х-ха-ха-хи-хи. И нелегалы на лодочках и шныряют туда-сюда. А эти мудаки на катерах рассекают с автоматами, погранцы-то, вот дерьмо. Гагарин в прошлом веке границы разомкнул и упразднил — ну по идее-то? А они все гоняются за своими хвостами… Сбесились, что ли?

— Анархическое дробление и произошло, — заметил Косточкин. — Не так разве?

— В смысле границ стало хуже, чем было. В Грузию или Эстонию уже не проедешь так просто, — поддержала его Вероника.

— Да потому что боятся оскала собачьего патриотизма, — сказал Вася.

— Бакунин, Вася, конечно, человечище и глыба, но все это он где писал? — спросил Косточкин.

— Что?

— Да письма эти.

— Где, где… В Женеве, — ответил Вася. — Он же в бегах был… Как я.

— От кого убежал? — спросила Валя.

— Известно от кого, от кого еще у нас бегать. От царя, — отозвался Вася.

— Ты-ы?

— Да оба мы! — воскликнул Вася.

И Валя снова начала напевать про двух Лазарей. Один богач, другой бедняк, и бедняка ангелы понесли к Давиду-царю.

— Откуда ты знаешь эти песни? — спросила Вероника.

— Да ведь наслушаешься в Дому, — отвечала Валя. — А как память у меня хорошая, то и пою потом. Могу и тебя, голубушка, научить.

— Только мне до Женевы не добраться, — со вздохом проговорил Вася.

— Здесь Родос, здесь и прыгай, — сказал Косточкин.

И Вася зашелся своим фирменным смехом минуты на две. Так что и Валюнчик начала ему помогать, засмеялась и Вероника. Смех у Васи был заразительный, беспечный, ну, словом, дурацкий.