2

Мои враги говорят, что я – уголовник, который должен до конца отбыть свой десятилетний срок в тюрьме. Даже моя жена Эйлин, которая никогда не отрицала, что я стал жертвой несправедливого суда, возможно, до сих пор говорит нашим детям, что я обыкновенный плохо образованный крестьянин. Но это все ложь, потому что я учился в лучшей школе для бедняков к западу от Шаннона. По крайней мере, такой ее считали мы, несмотря на то что она помещалась в сарае, как и в прежние времена, когда тираны-саксонцы запрещали ирландцам получать католическое образование. На самом деле она была лучше, чем школы для бедняков, и ее репутация была известна в таких местах, как Клонбур и Конг. И еще до того, как мне пойти в школу, отец научил меня читать и писать. Отец был родом из Ольстера и в Коннахт приехал по единственной причине: младшему сыну из девяти детей не осталось земли в доме его отца близ Донахади. Теперь мои враги утверждают, что он был шотландцем, но и это ложь. В Коннахте все так тебе будут говорить, если ты из Ольстера, но каждый знает, что в прошлые времена в графстве Ферманах были епископы Драммонды, и семья моей матери, О’Мэлли, потомки королевы Грейс О’Мэлли, ее бессмертной славы и благородства.

Так что я ирландец до мозга костей, а что касается моего имени, которое все считают большой саксонской ошибкой, могу только сказать, что меня нарекли в честь доброго друга моего отца. Он, вероятно, был потомком шотландских еретиков, но при этом хорошим католиком, потому что мой отец никогда не назвал бы меня в честь черного протестанта. И потом, мне нравится мое имя. Оно хорошо звучит и придает уверенность, которой у меня, наверно, не было бы, носи я имя Пэдди Мерфи. Эйлин сказала как-то, когда мы женихались, что мое имя звучит как имя джентльмена. Я это навсегда запомнил. Да, я родился на скромной ферме в Коннахте, но родился с именем джентльмена.

Впрочем, и ферма была не такой уж скромной. Эйлин не соглашалась, но отцовская ферма была лучшей в долине, всегда была, после того как мой отец женился на женщине выше себя, породнился с семьей О’Мэлли и начал работать не покладая рук – выращивал пшено, овес, не ограничивая себя одним картофельным огородом. У нас было двадцать пять акров пахотной земли и еще двадцать пять акров торфяного болота, и из пахотной земли на десяти акрах выращивали урожай, а остальное было под травой. Земля под травой не годилась для пахоты – слишком была каменистая и неровная, но овцы ее любили, и мои коровы тоже. Зимой коровы уходили на торфяник и выдергивали черный камыш – у него белый сочный корень длиной больше шести дюймов, и я даже думаю, что коровам это было полезнее, чем трава летом. Для торфяника находилось и еще одно применение – он давал мне вереск для подстилки моему ослику, а также запас топлива, и я согласен с теми, кто говорит, что небольшой торфяник – благо для умного фермера.