– Он не требует опеки для себя, – возразила мама; под глазами у нее появились тени. – Патрик хочет, чтобы суд назначил им опекунов.

– Они никогда не смогут доказать, что ты плохая мать своим детям!

– Но прелюбодеяние… – прошептала мама, и я, к своему ужасу, увидел, что она плачет. – Эдит будет давать показания… Я знала, она приехала, только чтобы шпионить.

– Да, и она узнала, что я здесь не живу и ни одной ночи не провел под этой крышей!

– Но слуги… Горничная, которую я уволила, потому что она всюду совала свой нос, – она сразу же отправилась к Эдит. Уверена, Эдит только поэтому и явилась.

Она так разрыдалась, что и говорить больше не могла.

– Мама, – я был так огорчен, едва ли понимал, что говорю, – папа и раньше угрожал тебе, но это так ничем и не кончилось. Пожалуйста, не плачь. Прошу тебя.

– Он никогда не даст мне жить спокойно, – стенала она. – Пока жив, не даст мне ни минуты покоя.

– Дорогая, знаешь, все не так плохо, как может показаться. – Драммонд склонился над ней. – Неужели ты не веришь, что я, как всегда, не найду выхода?

– Вряд ли осталось много способов, – бормотала она. – Я потеряю детей, а если он выкинет нас из Кашельмары, то я потеряю тебя.

– Сара…

– Не будет никаких денег, – проговорила она, рыдая, – и я стану слишком тяжелой обузой для тебя. Я уже не молода. Ты меня оставишь.

Он встряхнул ее за плечи:

– Я тебя никогда не оставлю. Понимаешь? Никогда! Сколько еще раз повторять?

– Но у нас нет денег.

– Заработаю. А пока мы остаемся здесь.

– Но если Патрик отзовет передачу Кашельмары…

– Это одна болтовня. Он только и делает, что говорит, и ему наверняка не удастся отозвать документ о переуступке имения!

– Он может сказать, что плохо себя чувствовал в то время… был не в себе, что его обманом, шантажом вынудили подписать этот документ… Ах, Максвелл, он может придумать тысячу аргументов, и мистер Ратбон очень опытный юрист!

– В мире много опытных юристов, и мы наймем всех остальных.