Возможно, у всех нас есть мгновенное предвидение, которое, хоть и редко случается, запечатывает наши сердца как раз настолько, чтобы они могли вынести то, что вот-вот произойдет. Я повернулась к реке и увидела страницы, которые я сначала приняла за белые барашки волн, ведь стекла моих очков были покрыты мелкими каплями мороси. Страницы были уже далеко, казались маленькими, и стремительный поток уносил их на запад. Я не сразу поняла, что те страницы были стихами, но заранее знала, каков будет ответ, когда спросила Папу, почему он так поступил.
— Они ни на что не годны, Рут.
Я промолчала. Лучшая Рут кинулась бы за ними, та Рут, которая не боится реки. Я же молча стояла и смотрела, как стихи исчезают. Кроме моих собственных мучений, я ощущала и Папины, ведь я знала, чего ему стоило бросить стихи в реку. И еще знала, что Авраам и Преподобный были тут, рядом с нами. Папа думал, что провалил экзамен на Невозможный Стандарт и все, что делал, завершалось неудачей. Он потерял сына в реке, а позже едва не потерял всех нас в огне, потому что даже не заметил распространения пожара, — настолько был занят сочинением стихотворения, которое теперь счел ни на что не годным.
Мне кажется, я уже знала, что из Лондона придет письмо, что Мама вскроет конверт в углу Почтового Отделения Фахи, что я буду смотреть, как она читает, что услышу быстрый вдох вздох, возьму у нее из рук письмо и прочитаю: «
Мы вернулись в наш дом. Мой отец был тихим, каким бывает человек, когда в душе у него пепел.
По-своему колоритный Отец Типп принес комплект Йейтса, оставленный кузеном из Типперери, не знавшим вкусов нашего священника. Там были книги в твердом переплете —
— Для них нужен более тонкий ум, чем мой, — сказал священник.