Двери захлопнулись.

Из воронок хлынула ледяная вода. Впрочем, все закончилось почти сразу, и их погнали дальше. Даже не пытаясь прикрыться, Изабель брела в толпе. Одна за другой женщины проходили санобработку. Изабель выдали бесформенную полосатую робу, пару грязных мужских трусов и два левых ботинка без шнурков.

Их завели в похожее на амбар здание, где плотными рядами тянулись деревянные нары. Она забралась на одни из них, вместе с еще девятью женщинами, медленно оделась, глядя на серый деревянный каркас над головой.

– Мишлин? – прошептала она.

– Я здесь, Изабель, – отозвалась подруга с верхних нар.

Изабель слишком устала, чтобы говорить. Снаружи доносились удары, щелканье хлыстов и крики несчастных, двигавшихся слишком медленно.

– Добро пожаловать в Равенсбрюк, – сказала одна из соседок.

Изабель почувствовала, как костлявое бедро соседки прижимается к ней.

Она закрыла глаза и постаралась отстраниться, игнорировать звуки, запахи и свой страх.

Выжить.

Остаться. В живых.

Тридцать пять

Тридцать пять

Август.

Вианна лежала, стараясь не дышать. В жаркой темноте спальни на втором этаже – ее спальни, их с Антуаном, – любой шорох звучал оглушительно. Она услышала, как протестующе заскрипели пружины, когда фон Рихтер перекатился на свою сторону. Дождалась его храпа, отодвинулась на самый край кровати, откинула влажную простыню.

За последние несколько месяцев Вианна познала боль, стыд и унижение. И познала, каково это – выживать. Научилась распознавать настроение фон Рихтера, держаться подальше от него, не издавать лишних звуков. Иногда, если удавалось все сделать правильно, он едва ее замечал. Только в неудачные дни, когда он возвращался домой уже в дурном настроении, ей грозила опасность. Как вчера вечером.

Он явился сам не свой, бормоча что-то про беспорядки в Париже. Маки решились на уличные бои. Вианна сразу поняла, чего он захочет.