Что могла хорошая мать сказать почти взрослой дочери о мерзостях мира? Как тут быть честной? И могла ли Вианна надеяться, что дочь будет судить ее не так жестоко, как она сама судила себя?

Вианна села рядом с Софи. Припомнила их прежнюю жизнь – смех, поцелуи, семейные ужины, рождественское утро, молочные зубы, первые слова.

– Я же не дурочка, – начала Софи.

– Я никогда не считала тебя дурочкой. Просто, – она сделала глубокий вдох, – я пыталась тебя защитить.

– От правды?

– От всего.

– Так не бывает, – резко сказала Софи. – Неужели ты еще не поняла? Рашель пропала. Сара мертва. Дедушка тоже. Тетя Изабель… – На ее глаза навернулись слезы. – А папа… когда мы последний раз получали от него вести? Год назад? Восемь месяцев? Он, наверное, тоже погиб.

– Твой отец жив. И тетя тоже. Я бы почувствовала. – Вианна прижала руку к сердцу.

– Сердцем? Почувствовала бы сердцем?

Вианна понимала, что война сильно изменила Софи, превратила в озлобленную, циничную версию знакомой ей девочки, но видеть это так ясно и отчетливо все равно было больно.

– Как ты можешь… просто идти к нему? Я же вижу синяки.

– Это моя война, – тихо сказала Вианна.

– Тетя Изабель придушила бы его во сне.

– Да, – согласилась Вианна. – Изабель сильная женщина. Я – нет. Я просто мать, пытающаяся спасти своих детей.

– Думаешь, мы хотим, чтобы нас так спасали?

– Ты еще молода. Когда ты сама станешь матерью…

– Не стану!

– Прости, что разочаровала тебя, Софи.