– Итак, я хотела бы знать: вы добавите мне пять баллов за эссе, если я сниму майку?
– Что?
– А за десять баллов я…
– Шарлотта Мэй, возьмите себя в руки. Я совсем не за этим…
– Сейчас три часа ночи, я одна у себя в квартире, и кто же это зашел меня навестить? Это мой преподаватель, Олли. Поздоровайся, Олли.
Она подносит телефон к самому его лицу.
– Вы записываете видео? Зачем?
И тут Шарлотта Мэй Миллер снимает майку. Лифчика на ней нет. Ее груди маленькие и треугольные. Треугольность подчеркивается еще не до конца сошедшим загаром, ограниченным линиями купальника. Соски у нее и без того твердые, но она поочередно проводит ладонью по каждому, чтобы убедиться в их упругости. Она потряхивает корпусом вверх-вниз, и ее сиськи (наверное, уместно называть их сиськами теперь, когда она перестала вести себя как примерная девочка?) подпрыгивают, как будто она занимается аэробикой на нудистском пляже. Она стоит перед Олли, встряхивает грудью и снимает себя на камеру. Олли надеется, что у него на лице читается ужас. Когда на него направляется объектив, он старается, чтобы ужас на лице был как можно более явным. Вообще говоря, его тошнит, ведь он понимает, что это конец его академической карьеры, как бы там дальше ни разворачивались события. Такому нет никакого оправдания.
– Посмотрим, есть ли у него эрекция.
Шарлотта Мэй наклоняется и тянется к ширинке Олли. Он грубо ее отталкивает. Странно, но удар инстинктивно приходится по лицу – то есть по той части Шарлотты Мэй, которая и должна быть голой, а не по другим голым частям, до которых он мог дотянуться, но которые в нормальной ситуации были бы сейчас одеты. А еще он ловит себя на том, что точно так же ударил бы ее, будь она его дочкой. Телефон вылетает из ее руки и приземляется на другой стороне комнаты.
Она кричит.
– Ай! Отпустите!
Она идет за телефоном и на ходу продолжает айкать, инсценируя борьбу.
Олли вздыхает.
– Я ведь стою на другом конце комнаты.
– Вы меня ударили! Ударили студентку! Какая гадость. А перед этим еще и целовались!
– Шарлотта Мэй, пожалуйста. Вы же знаете, что это неправда.
– Ну же, Олли. Олли.