– Яснее не бывает, – вздохнула я.

Я сознательно избавила Джорджа-Харрисона от некоторых подробностей и испытала облегчение, когда Трамбле тоже решил его пощадить.

– Что стало с картиной? – спросила я его.

– Вот здесь неясность. Мэй ничего об этом не знала. Уверяю вас, к ней картина не попадала.

– Как вышло, что она ничего об этом не знала, если жила в лофте вместе с моей матерью?

– Вскоре после ограбления их жизни под одной крышей пришел конец. Эдвард Стэнфилд, уверенный в виновности сестры, решил вывести ее на чистую воду и отнять у нее картину. Он без памяти любил мать. С тем, что у нее похитили целое состояние в виде облигаций казначейства, Ханна кое-как смирилась, но никак не с утратой картины. Эдвард устроил за вашими матерями слежку: несколько дней подряд караулил их, следил, где они бывают. Они готовили следующий номер своей газеты, а он не сводил глаз с их окон, сидя в позаимствованной у матери машине. Он увязался за Мэй, когда она отправилась в банк, чтобы продать одну облигацию для расчета с поставщиками. Войдя туда следом за ней, он присутствовал при операции, оставаясь незамеченным. Теперь он располагал неопровержимым доказательством. Когда Мэй вышла из банка, она невольно предъявила ему и окружающим еще одно доказательство, правда, совсем другого рода: на улице ее вывернуло наизнанку. Он мог бы приписать ее тошноту страху, но, когда она вышла из такси, у дверей лофта ее снова стошнило. Лучше я не стану живописать эту сцену. Мэй исчезла в лофте, Эдвард вышел из машины и постучал к ним в дверь. Очная ставка переросла в скандал: Эдвард грозил на них донести, если они немедленно не отдадут украденное. Сотрудник банка, принявший облигацию, легко опознал бы Мэй, и для обеих все закончилось бы тюрьмой. Мэй, не дав Салли-Энн времени на оправдание, побежала за облигациями. Тут Эдвард потребовал возврата второй части добычи, и Мэй узнала наконец, что украдены были не только облигации. Вспыхнула ссора, Салли-Энн оскорбляла Эдварда, Мэй страшно обозлилась на Салли-Энн, короче, дело кончилось настоящей свалкой. Поскольку Салли-Энн отказывалась возвращать картину, Эдвард спросил, что будет с ребенком, когда его мать сядет за решетку. О беременности Мэй Салли-Энн не знала. Можете себе представить, какое впечатление на нее произвела эта новость, тем более в такой обстановке! Все на минуту притихли, привыкая к новой ситуации: Эдвард – к тому, что Мэй не отрицает, что беременна, Мэй – к тому, что он разоблачил ее перед ее подругой, Салли-Энн – к своей догадке, кто отец ребенка. Она подчинилась и вынесла футляр с картиной.